или еще зачем. Не знаю. Короче, когда участковый пришел, а дверь не запертая осталась, мы с подругой почти лежа общались. А мне уже порядком захорошело. Я окосел и о повязке дружинника позабыл. Не снял даже. В общем, сгорел я, Длинный, синим пламенем. Участковый орал благим матом, обзывал парашником и шалашней пропойной, посулил в институт обязательно капнуть. Теперь аморалку пришьют и вышибут». Я только головой покачал сочувственно, а что тут скажешь? Если телега в деканат придет, то из комсомола Леха вылетит пробкой, а там и на отчисление могут подать. Подобные эскапады мало кому сходили с рук. Времена стояли антиалкогольные, партийцы и комса всюду стремились демонстрировать нержавеющую принципиальность, то есть рубить шашкой «от рогов до курдюка» любого и за малейшую провинность… Ишь, ты, Консул, Ален Делон какой! Прямо кентавр. Я ту красотку кабаре конечно в глаза не видел, но знать ей шибко мужика недоставало, коли Лехины стати хлипковатые вдруг приглянулись. Я ни в коем случае приятеля не осуждал, никто от конфузов не застрахован. Но вот чем же ему реально – то помочь? – Слушай, Длинный. А может быть мне на вечерку перевестись?», – спросил вдруг Леха, задымив новой «беломориной». И вдруг оживился: – Мне же армейка второй раз не грозит, свой долг я Родине отдал. Устроюсь на работу. И закончу на полгода раньше. На вечерке же пять лет учебы и в дамки. А тут осталось – то перетоптаться, ведь сущая ерунда. Я тоже не исключил такого варианта развития Лехиной судьбы, и даже горячо его поддержал, а то расстроится, опять налимонится, угодит в мойку, в смысле в вытрезвитель, по закону парных случаев. Кому от этого польза? На такой неожиданно оптимистичной ноте мы и расстались. Через некоторое время бумага соответствующего содержания, как и обещал участковый, действительно пришла в деканат. Но Консул был уже недосягаем для репрессий. Он перевелся на вечерний и трогать его не стали. Так что диплом он заимел и вправду на полгода раньше нас.
У Хуршида в тетради по химии корявым почерком была записана магическая фраза, напоминавшая древнее заклинание: «Сол вазмодевствует. Получаем на ашдвао и вады…». Ничего удивительного, заводские стипендиаты из славной среднеазиатской глубинки на кафедре иностранных языков учили русский. А поступая, писали всего лишь изложение. Но подготовка национальных кадров в стране победившего справедливейшего строя считалась актуальной задачей и кадрам этим будущим создавалась «зеленая улица». И все равно Хуршиду поначалу приходилось трудновато.
– Ничего, Хуршиджан Рахмаджанович, – любил говаривать ему преподаватель той же химии доцент Красильников. – Я сделаю из тебя человека! Благо химия, что на русском, что на любом ином языке, все одно, сплошь формулы. Тут не переводчик нужен, а элементарные знания по предмету. Кафедра химии была подразделением примечательным. Тот же Красильников считал себя записным юмористом и остро