ладно, не суть важно… и расположился на авансцене почивать в роли сенеки на бабе… тьфу… собаки на сене, когда в излучине великой буддийской, по одной из версий или даже гипотез, реки, обновилась запрещенная было самопальная творческая генерация под романтический флёр об имеющем место в реальности нежнейшем человеческом контакте с изгибом популярного в народе струнного музыкального инструмента, именно тогда, в далеком заполярном городе, на берегу круглый год не замерзающего моря, один пламенный ёрник, не вполне Ерофей и уж вовсе не Павлович со товарищи свили – основали небезызвестный и ныне песенный клуб «7 кругов». Парни и девчата там подобрались весьма приличные, не без дарований, чего стоил задорный мариман или молоденькая гравицапа, не говоря уже о старшем товарище с фамилией, имеющей отношение и к хлебному полю, и к популярному еще при царе – батюшке журналу, а еще славный квартет, нареченный именем одной коронованной особы… поэтому – дело пошло, и даже поехало, «…вдоль по Питерской, и соответственно, поперек по Московской…», будучи активно поддерживаемо единомышленниками из окрестных селений, в частности – тремя обаятельными бородачами, о коих речь пойдет позже, и одним весьма скромным безбородым, что не мешало последнему однако находиться в самом первом тамошнем ряду. Клуб клубом, но среди прочих бородатых и не очень бардов присутствовал некий изящный талантливый юноша, хоть и бледный, но со скептически тлеющим взором, склонный к поведению такому, что давало окружающим право назвать, при желании, этого господина ударником… нет, простите, затворником, конечно же. Впоследствии, значительно повзрослев, он, в приватной, застольной беседе со мной даже позволил автоприсвоение себе явочным порядком титула классика, что, впрочем, выглядело довольно мило, вполне безобидно и отнюдь не вызывало в тот момент возражений, ибо связывалось с эксклюзивным правом курения в форточку прямо на кухне, когда остальные присутствующие выходили для свершения оного действа на лоджию. В период же, упомянутый ранее, сей достойнейший автор – исполнитель имел некий заработок, играя по вечерам за пресловутый парнус в кафе известном « Тормоз», о чем и обмолвился в одной из своих песен, дескать, тогда он «…лабал на своем фендере и родину не любил…». Смею утверждать, что с любовью к родине у него было все в порядке, а ненавидел он конкретный панцирь цвета вареного рака, удушливый и тесный, покрывавший прекрасное тело стороны родимой, уже трещавший и лопавшийся вдоль и поперек, но еще причинявший отчизне значительные мучения и неослабевающую боль, ощущаемые остро и живо всеми, хоть на йоту неравнодушными к окружающей, насквозь гнилой и лживой, соцдействительности, и желавшими светлого и лучшего настоящего, а тем паче, будущего. А то, что все надежды на светлое и лучшее опосредованно выражались, как и у прочего большинства, изначально издевательской формулой двух одесситов – «запад нам поможет» – не означало ничего, кроме искреннего
