вот только их снова семеро. Я только что считал.
В ответ Генри заворчал и вскоре раздался его храп, говоривший о том, что он снова погрузился в сон.
Утром Генри проснулся первым и разбудил своего товарища. До рассвета еще оставалось три часа, хотя часы уже показывали шесть и Генри в темноте мотался туда-сюда, готовя завтрак, пока Билл собирал одеяла и подготавливал сани и упряжь в дорогу.
– Скажи, Генри, – вдруг спросил он, – сколько ты говорил у нас было собак?
– Шесть.
– А вот и неверно, – объявил Билл с ликованием.
– Снова семь? – поинтересовался Генри.
– Нет, пять. Одна пропала.
– Черт! – выкрикнул яростно Генри, бросая готовку, чтобы пойти пересчитать собак.
– Ты прав, Билл, – заключил он. – Фэтти пропал.
– Он всегда бегал быстрее молнии. Его уже и след простыл.
– У него не было ни единого шанса убежать, – сделал вывод Генри, – они проглотили его живьем. Уверен, он еще поскуливал, когда они пожирали его, черт бы их побрал!
– Он всегда был глупым псом, – сказал Билл.
– Но даже глупый пес не стал бы убегать, обрекая себя на погибель. – Он обвел задумчивым взглядом всех оставшихся собак, наспех определяя качества каждой из них. – Готов поспорить, эти собаки не станут такого вытворять.
– Да их от костра и палкой не отгонишь, – согласился Билл. – Как бы там ни было, я всегда полагал, что с Фэтти что-то неладно.
Такова была эпитафия, погибшему среди северных снегов псу, – менее оскорбительная, чем множество других эпитафий не только собакам, но пожалуй и людям.
ГЛАВА II – ВОЛЧИЦА
Позавтракав и привязав скудные пожитки для привала к саням, люди оставили позади приветливое пламя костра и, окунувшись во мрак, пустились в путь. Сразу же тишину нарушил пронизанный отчаянной тоской вой, которому в темноте и холоде вторили ответные завывания. Вой стих. В девять часов рассвело. К полудню небо на юге окрасилось в теплые розовые краски, пометив вздутие земного шара, которое возвело барьер между полуденным солнцем и северным краем. Но розовые краски вскоре исчезли. Пасмурный день, который продлился до трех часов, сменился полярной ночью, окутавшей мраком пустынный и безмолвный край.
С наступлением темноты охотничий вой, который доносился со всех сторон, начал раздаваться все ближе и ближе – так близко, что несколько раз, ставал причиной переполоха среди бегущих в упряжке собак.
После одной такой суматохи, Билл, который снова построил вместе с Генри собак в упряжке, сказал:
– Хотел бы я, чтобы они нашли кого-нибудь другого для своих охотничьих забав и оставили нас в покое.
– Они страшно действуют на нервы, – мягко согласился Генри.
Они не проронили больше ни слова до тех пор, пока не остановились на привал.
Генри, наклонившись, добавлял лед в кипящий котелок с бобами, когда вдруг вздрогнул, услышав звук от удара, крик Билла и пронзительный визг оттуда, где стояли собаки. Он выпрямился и успел