кроме благих намерений… Вы действительно полагаете, что ваш приятель-ротмистр будет водить своих гусар в атаку на Елисейских Полях?
– А вы точно уверены, что его до смерти запытают ваши друзья поляки? – осведомился Трубецкой. – Вы точно уверены, что из их дружелюбных рук Алексей Платонович живым не выберется? Да и я тоже останусь где-то здесь? Нас… то, что от нас останется, зароют где-то под кустом. Вы ведь так видите наше будущее? Какие атаки на Елисейских Полях, господа? Так ведь?
Капитан отвел взгляд. Не совсем конченый подлец этот штабной офицер, испытывает неловкость, когда его тычут физиономией в дерьмо.
– Не стесняйтесь, месье Люмьер, война требует крови и мучений, не так? Вы передадите меня этим волчатам и старому, покалеченному волку. Збышеку, если я не ошибаюсь… И этот урод…
– Урод? – вскинул голову капитан. – Вы знаете, отчего он так уродлив? Ему не повезло – он попал в руки казаков пятнадцать лет назад, во время очередного восстания. Прикрывал бегство мирного населения из Варшавы, был пленен. Он и несколько десятков повстанцев. Вы себе представляете, что сделали казаки, заполучив в свои руки взбунтовавшихся ляхов? Да еще тех, которые отправили на тот свет несколько десятков станичников – так, кажется, казаки называют друг друга? И вот тут Збышеку повезло – он выжил, несмотря ни на что. Выжил и сбежал, перегрыз горло своему конвоиру – и сбежал. Полагаете, он должен испытывать нежные чувства по отношению к русским офицерам… просто к русским?
– Но ведь его пытали казаки…
– Но позволили им это делать русские офицеры! Он потерял семью, потом прибился к пану Комарницкому, стал воспитателем его сыновей…
– Ну да, теперь он их научит всему…
В сенях что-то загрохотало, выругался ротмистр Чуев, распахнулась дверь, и гусар шагнул в комнату.
– Темно на дворе – хоть глаз выколи, – сообщил гусар, присаживаясь к столу. – В сенях на бочку налетел, ковш какой-то на голову свалился… Дикость и варварство, между прочим…
Вошел сержант, стал у дверей.
– А ляхи в конюшне нас ждут, – сказал ротмистр. – Я мельком глянул: костерок зажгли, в него какие-то железки сунули, накаляют. Веревочку через перекладину бросили – вроде как дыба… На меня оглянулись – разве что облизываться не стали… Ждут.
Капитан встал из-за стола – немного резко, словно отшатнулся… или испугался. Подумал, что после этих слов ротмистр бросится на него, но тот только вздохнул укоризненно.
– С другой стороны – слова лягушатник не давал… Все вроде честно и благородно…
Сержант одним движением выхватил пистолеты из-за пояса, направил их на русских. Капитан положил руку на рукоять своего пистолета.
– И чего тогда, спрашивается, нам все рассказывать? – Ротмистр толкнул локтем Трубецкого. – Чего это я им помогать буду? Пусть постараются, пусть вытаскивают из меня секреты… Ты как, Сергей Петрович, муки выдержишь? Огнем, раскаленной железкой? Дыбой? Вот, кажется, ничего такого в дыбе нет: веревочка