Сержант свои разрядил, и сейчас с ним, кажется, борется ротмистр. Точно, борется. Не получилось вырубить с одного удара. Чем он там бил – бутылкой? Скамейкой? Попасть попал, но не оглушил.
Трубецкой левой рукой бесшумно снял с плеча плащ.
– Да господа бога… мать богородица… – сдавленным голосом выкрикнул ротмистр, противник ему достался неприятный, живучий и, наверное, умелый.
Глухой удар. Еще один. И еще…
От порохового дыма першило в горле, Трубецкой с трудом сдерживался, чтобы не закашляться. Нужно что-то решать… Скоро – очень скоро – на выстрелы в дом прибегут поляки, и тогда… тогда…
Слева от стола послышался щелчок. Капитан взвел курок. Все-таки кабинетная работа его подвела. Сержант держал оружие взведенным, поэтому смог выстрелить сразу, а капитан теперь был вынужден выдать свое местоположение…
Взмах плащом, ткань хлестнула капитана по лицу… по голове… пусть даже по руке – Трубецкой не мог разобрать, куда именно попал, но это было неважно, важно, что попал хоть куда-то. В темноте ведь не разберешь – что именно или кто ударил тебя, ты всматриваешься и вслушиваешься в темноту, понимаешь, что ошибка может стоить тебе жизни – одна крохотная ошибка, – а тут вдруг удар… толчок, прикосновение… А у тебя в руке – взведенный пистолет, а в крови – адреналин, и тело готово реагировать на опасность, не дожидаясь команды мозга…
Палец на спусковом крючке дернулся, вспыхнул порох на полке, грохнул выстрел… в замкнутом пространстве комнаты прогремел словно пушка… максимум, что смог сделать капитан, – это направить ствол пистолета в сторону врага… туда, где, как казалось капитану, стоял его враг…
Стоял, только на коленях, пригнувшись.
Пуля пролетела над самой головой, Трубецкой рванулся вперед, подхватывая край столешницы, опрокинул, поставил стол на ребро, а потом, выкрикнув что-то, приподнял и толкнул его вперед, припечатывая француза к стене возле окна. Капитан тоже закричал, но ни увернуться от удара, ни остановить его не смог.
Трубецкой прыгнул вперед, вытянув руки, вцепился левой рукой в плечо Люмьера… правой – за волосы, рванул на себя… Француз закричал от боли, попытался ударить, но не попал, кулак лишь слегка задел щеку подпоручика.
Еще один удар, на этот раз точнее, в висок.
Трубецкой рванул капитана за волосы, ударил затылком о стену. Еще раз. И еще раз. И еще… Капитан уже не сопротивлялся, а Трубецкой все бил и бил, потом, спохватившись, отпустил его – француз подался вперед и повис на столе.
Сабля. Трубецкой лихорадочно шарил по телу француза. Где она? Ремень, ножны… Пальцы наконец сжали рукоять, сабля скользнула из ножен, и Трубецкой шагнул туда, где ротмистр дрался с сержантом.
Стоны, звуки ударов, хриплое дыхание. Трубецкой протянул левую руку в темноту, пытаясь нащупать дерущихся, получил удар ногой и чуть не выронил саблю.
– Ротмистр! – выдохнул Трубецкой. – Где вы?
Хрип со стоном.
– Ротмистр!
– Внизу… – смог выдохнуть Чуев. Прохрипел.
Трубецкой