с моей стороны будет вполне логично спросить об этом его самого.
– Понимаю, насколько скучным занятием было изучение жалоб на нехватку времени и разбор наших сетований по поводу неудачливых обстоятельств, но не могу поверить, что они подвигли вас явиться сюда и отвечать на них.
– Да никто и не думал привечать просителей, – оживился посланник. – Но вы нарушаете предопределения и, более того, пытаетесь их по-своему изменить. А у них имеются собственные правила саморегуляции, основанные на принципах обратной связи, за которой мы внимательно следим и чистоту которой старательно обеспечиваем.
– Не пойму, что крамольного в ниспосланном человеку девизе: «Твори, выдумывай, пробуй!». Разве не вами дарована способность постигать рациональные основы Мироздания и тем самым что-то преобразовывать или менять? Наше бытие давно ждёт и требует преображения.
– Что есть ваше бытие? Это не что иное, как время. Время измеримо исключительно вами и только для вас может иметь ценностное наполнение. Добавь к пространственно-временной системе парочку координат, и отследить время будет возможно разве что по причинно-следственным связям в цепочках предопределений. Предопределения составляют базис системы и позволяют ей находиться в динамическом равновесии. Произвольное нарушение предопределений ведёт к её раз-балансировке, при которой система обязана самоликвидироваться.
– Очевидно, что запрет на вмешательство в процессы, происходящие в системе, всё-таки нестрогий. Иначе ничто было бы невозможно ни изменить, ни нарушить.
– С этим не всё так просто. Дело тут в парадоксе Творения. Без наличия свободной воли у наделённых разумом носителей сам акт Творения не имеет смысла. Если ещё можно восстановить нарушенную симметрию и вернуть все атомы в состояние нуля, то обратить дарованную разумным созданиям свободную волю к логике установленных предопределений уже сложнее.
– Значит приходится прибегать к тактике ручного управления?
– Именно! – посланник сделал многозначительную паузу, способную, пожалуй, вместить уместный вопрос относительно моего дальнейшего поведения, раз уж оно оказалось столь важным для такой представительной стороны.
Однако я предпочёл промолчать. Тем более что ничего хорошего от моего визави ожидать не предполагалось. Но для меня по-прежнему оставалось загадкой – что же вынудило посланника заняться непосредственно мной, и зачем на обрывке бумаги было нацарапано это нелепое слово «Отказать».
Да и слово-то какое – «отказать», чего, собственно, мне такого не следует «казать» или не подобает «сказать». Зачем все эти слова, и чем все они наполнены: угрозою, назиданием?
– Хочется узнать зачем были задуманы и востребованы слова?
Я не ожидал, что посланник так скоро даст мне понять, что способен читать мысли. Ответом ему вполне могла бы быть первая строчка Евангелия от Иоанна, но касаться этой темы с таким опасным собеседником мне не хотелось.
Впрочем,