Сергей Листвин

Цветное лето, чёрно-белая зима


Скачать книгу

девушкой в джинсовом костюме. Тёме тогда показалось, что она похожа на лису. Вернее, на лисичку.

      – О, Габриель! – сказала Ирма, увидев зажатую у Кэпа подмышкой пластинку. – Дай послушать!

      – Это не моя, Тёмы, – кивнул Кэп в его сторону. – Знакомьтесь.

      – Ирма. Дашь пластинку послушать?

      – Тёма. Без проблем, – ответил он.

      – Лиза, – представилась спутница Ирмы.

      Она посмотрела на Тёму, улыбнулась хитро, как будто знала секрет и знала, что он тоже знает. Как будто этот секрет – их общий, один на двоих. А может быть, ничего такого не было, просто Тёме показалось. Но уже тогда он точно знал, что эта их встреча – не последняя, что их будет много, что всё это неслучайно. Он как будто увидел со стороны кадры из своей будущей жизни.

      Они взяли кофе с пирожками и сели за один столик. Поговорили о музыке, о театре, о том, что наконец закончилась зима.

      – А хотите сейчас поедем ко мне в Холмы? – предложила Ирма. – Неблизко, конечно, зато на природе.

      Дома у Ирмы всегда толклось много странных и интересных людей: актёров, фотографов, музыкантов и тусовщиков без определённых занятий. Здесь пахло табаком, кофе и странными экзотическими пряностями, которые Ирме привозили знакомые иностранцы.

      На стенах висели приколотые булавками к обоям фотографии. Много было снимков самой Ирмы: с репетиций, со спектаклей, с микрофоном на сцене какого-то клуба, в песочнице с бородатым мужиком и с батареей бутылок на переднем плане. Ирма в купе поезда, Ирма за барной стойкой, Ирма в обнимку с Цоем. Отдельно в рамке висел её большой портрет, где она сидела в полутьме, и свет падал на неё сбоку и сзади, создавая свечение вокруг её головы, похожее на нимбы святых.

      – Мой сосед Макс снял, – сказала Ирма Тёме, показывая на портрет.

      Тёма кивнул. Портрет был хороший. И, вообще, ему у Ирмы очень нравилось.

      – Можно? – спросил он, беря гитару.

      – Давай, – ответила Ирма, – играешь?

      Тёма подстроил гитару и сыграл пьесу Баха.

      – Здорово, – сказал Ирма, – я так не умею.

      Тёма поднял голову и увидел, что Лиза с интересом смотрит на него.

      – Только классику играешь? – спросила она.

      – Нет, конечно! – ответил Тёма, – рок, джаз. Больше люблю джаз.

      И он сыграл им Autumn leaves. С оттяжечками, с ритмической пульсацией, с чувством. Сыграй он так на экзамене, его бы взяли. От воспоминаний об экзаменах ему стало неловко. Как он облажался! Почти год прошёл, а ему до сих пор стыдно. Конечно, можно было пойти учиться в заведение попроще, но он не хотел. Aut Caesar, aut nihil, как говорил не самый симпатичный из римских императоров Калигула. Или всё, или ничего.

      – Ты крут, – сказала Лиза, – где-то учишься музыке?

      – Уже нет, – ответил Тёма, – или ещё нет. Школу закончил, а в училище не взяли. Завалил вступительные. Посоветовали заниматься, набираться опыта, впечатлений и пробовать на будущий год.

      – А мне кажется, что ты очень здорово играл, – сказала Ирма.

      – Это