и разойдемся. Сейчас детишек сюда приведут, они так орать будут, мы вам, барышня, ангелами покажемся.
Дворник снова подходит и забирает пустую банку из-под пива.
Надя. Пойду я. Простите.
Леонид Степанович. Да ладно, еще вот выпей. Куда пойдешь? В переход у метро? Там стоишь? Или где? Я тут тебя нигде не видел. У нас основной бомжатник или в переходе, или ближе к Садовому.
Надя. Я у вокзала работала.
Леонид Степанович. Почему «работала»? Бомжей тоже увольняют? По сокращению штата? Или ты по собственному желанию?
Екатерина Аркадьевна. Что несешь? Что несешь, Степаныч? Как можно бомжа уволить? Ты еще скажи, что у них есть трудовые книжки и отдел кадров! Стоит она у вокзала и на билет просит без всякого трудового договора. Некоторые на инструментах играют. Хотя, наверное, то не бомжи, а не пристроенные деятели искусства. У них, знаешь, тоже жизнь совсем не малина. Там поди пристройся, хоть ты десять раз лучше на скрипочке выводишь чем… Как ее там, Степаныч? Скрипачка тощая такая?
Леонид Степанович. Ты имеешь в виду Ванессу Мэй? Которую мы как-то по телеку видели?
Екатерина Аркадьевна. Точно! Именно Ванессу. Да, так ты на билет просила, Надь?
Надя (еле слышно). Да, на билет.
Екатерина Аркадьевна. Вот! Я слыхала по новостям: говорят, мол, все у меня украли, денежек на обратный билет нет. Подайте, Христа ради, на обратный билет и чего-нибудь на пропитание. Так каждый день ходят и просят, а домой все никак не едут.
Надя начинает плакать.
Леонид Степанович. И чего ты ее расстроила? Может, у нее и правда денег нет на обратный билет, а насобирать никак не получается. У них, говорят, отнимают часть денег. Ходят по переходам и отнимают. Может, никак Надежда до дому не доберется. Может дом ее далече – сюда кое-как добралась, а обратно уже не получается.
Екатерина Аркадьевна. Надь, чего, правда, все украли у тебя? А паспорт остался? Ты вообще откуда? Степаныч, поди к Валерику, поклянчи еще водки. Тут такое дело… Чего я на тебя, Надь, набросилась?! Ой, и долго ты так мыкаешься? Может, у Валерика попросить? Он добрый. Правда, это смотря, куда ехать. Ты живешь далеко? Мамка-папка что не помогут? Беднота, да, Надь? Совсем жизнью покалеченная?
Надя плачет еще сильнее.
Леонид Степанович. Господи, Катерина! Ну забросала человека вопросами! Да, жизнь, явно Надежду потрепала. Если уже бомжи у нас во дворе спасения ищут, то действительно докатилась страна, дальше некуда! Надо в ООН писать, а то и сразу в Гаагский суд по правам человека! Нам-то ладно – недолго осталось, а Надежда – девушка молодая, ей катиться на дно не годится так рано. Вон по телеку показывают девиц – все у них искусственное: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. А ты, Надя, натуральная… хоть и немного грязноватая.
Екатерина Аркадьевна (пытаясь вытирать Наде слезы грязным носовым платком, который достала из кармана своего пальто). За водкой беги, философ! Тоже Чехов нашелся, Антон Павлович!
Леонид Степанович. Бегу, бегу. Сейчас вернусь!
Екатерина Аркадьевна.