Жужиков ловко проскользнул мимо бывшего главного конструктора и провозгласил.
– Татьяна Тимофеевна кричала из-за того, что все наши куры и кролики погибли. Кормушки в порядке, признаков болезни нет. Я считаю, что причиной их смерти послужило нечто противоестественное.
Жужиков с удовольствием отметил, как скривилось лицо Иваневского. А что? Он не соврал. Его жена, действительно, кричала из-за того, что их домашние животные оказались мертвыми. Кормушки и поилки исправны, следов внешних повреждений нет. Виктор Петрович не мог представить, что какая-то болезнь могла одновременно и столь стремительно поразить далеких друг от друга биологически кур и кроликов, но при этом не тронуть ни одно дачное хозяйство в округе.
– Это что-то мистическое! – повторил Жужиков и захлопнул калитку прямо перед лицом Иваневского.
Честно говоря, он был практически уверен, что всему найдется разумное объяснение, просто нужно отойти от первоначального шока и здраво проанализировать факты. Но желание сделать что-нибудь на зло Иваневскому оказалось сильнее. А в смерти своих домашних питомцев он все равно разберется, времени еще предостаточно. Эта мысль была чудовищным заблуждением Жужикова, потому что вслед за почти незамеченной грозовой тучей и трагической смертью кур и кроликов случилось то, что нагнало страха на всех обитателей «Сапфира».
Места вокруг дачного кооператива были глухие, но нельзя сказать, чтобы совсем уж необитаемые. Каждый из кооперативов состоял из двух «линий» – помимо как всегда оппозиционного «Белого медведя», состоявшего из трех – и линии эти вели к отдельным для каждого кооператива пожарным прудам. За все годы пруды использовались по прямому назначению только один раз, во время жутких пожаров на торфяных болотах, когда Москву и область заволокло ядовитым дымом. В остальное же время в этих прудах купались или ловили мелкую рыбешку, именуемую ротаны или бычки, которую либо выпускали обратно, либо отдавали на корм дачным кошкам. Но там, за пожарными прудами, всего-то в получасе ходьбы по болоту, было кое-что, о чем сапфировцы, а вместе с ними полянщики, веснянщики, литейщики и даже белые медведи старались не упоминать. Там находилось заброшенное село. От домов ничего не осталось, кроме нескольких гнилых бревен, но дома значения не имели. Значение имела церковь, некогда каменная, большая, добротная, с колокольней. Сейчас, конечно, не осталось ни колокола, ни куполов, но стены, построенные на совесть, стояли даже спустя сотню лет. И магнитом притягивали дачную молодежь. Тщетно сапфировцы рассказывали внукам о том, что село когда-то принадлежало печально знаменитой Салтычихе6 и что именно там она пытала своих крепостных – это только разжигало любопытство. Поговаривали, что в середине девяностых церковь облюбовали сатанисты, но доказательств этому не было. К описываемому времени в старой церкви можно было в большом количестве найти пустые бутылки и окурки и абсолютно ничего сверхъестественного.