черная машина. В ярком солнечном свете блеснула эмблема на капоте, и Машка открыла рот от удивления. Медленно, очень медленно автомобиль проехал мимо. Как завороженная Машка вышла на дорогу. Черный, блестящий, баснословно дорогой автомобиль остановился у озера. Двери с обеих сторон открылись почти одновременно. С водительского места вышла молодая женщина – высокая, стройная, узкие джинсы, пиджак в красную клетку, светлые волосы, стриженные под каре. С другой стороны медленно, с явным усилием, вышел мужчина в черном костюме, немолодой, волосы седые, кожа смуглая, глаза темные, быстрые…
– Приехали, Томас Иваныч, – женщина потянулась, но уж чересчур картинно, как будто бы напоказ.
– Это? – Томас Иванович кивнул на дом слева от него.
– Наверное, – женщина зевнула.
Это был последний дом у озера. Мужчина задумчиво посмотрел на убогий пруд.
– Чаю хочу, – сказала женщина и громко хлопнула дверью автомобиля.
Машка Круглова завороженно смотрела, как женщина открыла ключом калитку бывшей дачи Рыпина, самой последней на линии, а потом странная пара исчезла внутри желтого деревянного дома, окна которого украшали белые резные наличники. Красивый черный автомобиль остался стоять на дороге. А Машка Круглова вспомнила, почему она проснулась с оператором канала Васи Тайницкого. Машке стало противно, отвратительно, мерзко… Она развернулась и побежала. Мимо дачи Иваневских, мимо дачи Жужиковых, мимо водонапорных башен, мимо Поворота. Домой, скорее, скорее, спрятаться, забыть про все… Тыльной стороной ладони Машка вытирала слезы.
Вечером Тайницкий и его команда, конечно же, не пошли снимать никакую церковь, потому что попросту были не в состоянии это делать.
Машка Круглова сидела в углу, обхватив колени руками, и смотрела, как медленно наступает темнота.
Верочка Иваневская уже была в Москве. В сотый раз она пересматривала видео, которое выложила Машка, и ее губы сжимались в тонкую линию, пока окончательно не побелели.
Никита Жужиков был лишен карманных денег. Так решил дед, отец с ним не спорил.
– Дела… – сказал дядя Коля, когда они с Лаврентьичем курили на бетонном блоке.
– Да, – ответил Лаврентьич и неожиданно выдал, – да уж.
Дядя Коля вопросительно посмотрел на него, потому что «да уж» Лаврентьич говорил только, когда знал что-то существенное по обсуждаемому вопросу.
– Да уж… – повторил Лаврентьич.
– Да уж? – переспросил дядя Коля.
Лаврентьич не ответил. Дяде Коле стало обидно. Столько лет дружбы, а он не хочет ему что-то там рассказывать. Дядя Коля гневно бросил на землю сигарету, затушил ее ботинком и возмущенно пошел к дырке в заборе технической зоны водонапорных башен. Лаврентьич продолжал курить, его взгляд странно блуждал от одной водонапорной башни к другой.
А на бывшей даче генерального директора Рыпина, известного вора и казнокрада, несколько раз проданной и перепроданной, а в последнее