замуж, научили меня тому, что доказывать что-то преподавателям – бесполезно. Итог, как не крути, всегда будет один: они правы, а мы – потерянное поколение. Исправить людей невозможно, когда они и сами не хотят исправляться, считая всех вокруг тупее себя. И, не смотря на всякие противоречивые слова, неизменным и весьма печальным оставался лишь один факт: больные люди сами воспитали больное поколение, и, оставшись недовольными результатом, обвинили во всём телефоны.
Когда мы с Дашей, наконец, закончили работу над стенд-газетой и хотели уже развернуться восвояси, Наталия Владимировна попросила меня задержаться ненадолго. Она вообразила, что раз мой отец – электрик, значит я, по какой-то странной, неясной мне логике, должна разбираться в принтерах. Уже собравшая вещи Даша сказала, что подождёт меня в коридоре и вышла, оставив меня с учительницей наедине. И пока я мучила провода школьной аппаратуры, поочерёдно вставляя и вынимая их из розетки, Наталия Владимировна продолжала свою долгую возвышенную тираду о жизни, взрослении и традиционных ценностях. Половину из её речи я, к счастью, даже не расслышала, ползая на коленках под учительским столом в поисках нужной кнопки. Когда же я, наконец, её нашла , победно прожала, откуда-то сверху до меня донеслось:
– … и ведь жалеть потом будет. Да, конечно, девочки больше любят плохих парней, но какой бы были они с Тёмой красивой парой… Ася, ну хоть ты ей скажи! Может, тебя послушает. Сил нет смотреть на то, как девчонка такого парня теряет по глупости.
– Наталия Владимировна, – из последних сил прокряхтела я, устало выбираясь из-под стола и отряхивая руки от серой пыли. – А почему бы Даше самой не решать, кого ей отшивать, а кого нет? Что я, нянька ей что ли, в самом деле? Поймите же, что Даша не любит плохих парней. Она просто не любит Ягелева. И она имеет на это право. А он ещё пристал к ней, всё равно что лишай, ну разве это по-человечески? Вот, сейчас, кажется, должно заработать.
Принтер и вправду заработал после того, как я выключила и включила его пару раз. Наталия Владимировна назвала меня гением компьютерной техники, выразила благодарность и отпустила. Я закинула рюкзак себе на плечо и молча вышла из кабинета.
В школьном коридоре уже, конечно, никого не было. Уборщица давно прошлась по полу шваброй, все банкетки стояли ровно, и почти все двери в классные комнаты были закрыты на ключ. За окном светило радостное майское солнышко, чирикали птицы, и на фоне всего этого великолепия, рядом с Дашей, которой я велела ждать меня в коридоре, стоял Артём, прости господи, Ягелев.
Он о чём-то расспрашивал Алексееву, то и дело пытался коснуться её рук, сжимающих у груди рюкзак, но та мягко отстранялась от одноклассника, при каждой его попытке приблизиться, и неловко улыбалась.
– Эй, ты! – глаза мои налились кровью. – Ты что здесь делаешь?! Я же сказала тебе держаться от нас подальше!
Я налетела на одноклассника, оттолкнув его от подруги и чуть не сбив обоих с ног. Артём отпрянул как ошпаренный и крикнул:
– Шарапова, ты в своём уме?!
– Это