благожелательно поинтересовался Ярнок.
– К моему глубочайшему сожалению, нет, – ответствовал автор и, ничего больше не добавив, протянул бумаги Хоффенбергу.
– Отлично, – Хоффенберг довольно потер руки, изучая подпись, потом отложил контракт в сторону и посмотрел на автора. – Теперь к делу. Насколько я понял, работа не позволяет вам присутствовать в театре в дневное время?
– К счастью, в нашу прекрасную эпоху многие вопросы можно решить дистанционно, – изрек Линдентон, снова откинувшись на спинку стула и вернувшись в состояние полной неподвижности.
Он может так часами сидеть и не двигаться, как хищник, поджидающий добычу, почему-то пришло в голову Ярноку.
Ондраш Ярнок провожал автора к выходу, энергично расписывая ему самые радужные перспективы, ожидающие новую пьесу, не замечая, что тот совершенно не обращает внимания на его болтовню. Линдентон с любопытством озирался и рассматривал снующих по коридорам работников и загримированных артистов – во всю шел первый акт вечернего представления.
Внезапно из-за угла под ручку с партнершей вывернул Бела и, не рассчитав скорости, налетел на Линдентона. Ярнок вздрогнул, услышав странный глухой стук, словно ударили в стену, а не в человеческую плоть, но ни один из столкнувшихся не издал ни звука.
– Bocsánat[14]… – растерявшись от неожиданности, пробормотал Бела, на миг взглянул в глаза Линдентону, смешавшись, отвел взгляд и поправился: – Прошу прощения.
– Nem baj[15], – бросил Линдентон и провел ладонью по ушибленному предплечью, словно удостоверяясь, что оно на месте.
Ярнок впервые заметил, что на его правой руке надета перчатка – из-за общего бронзового цвета кожи автора пьесы она не бросалась в глаза, а край ее был заправлен в рукав.
Разойдясь с Белой в узком коридоре, Линдентон проводил его взглядом.
– Любопытные кадры у вас тут… – процедил он сквозь зубы.
– О да, это наша восходящая звезда, – Ярнок тоже смотрел вслед Беле и девушке – с откровенной ревностью во взоре. – Кстати, это возможный кандидат на одну из главных ролей в вашей пьесе. Если вы не сочтете, что он слишком молод. Но, право…
– Он, несомненно, слишком молод, – ухмыльнулся Линдентон. – Но возраст – в театре понятие малозначащее, не правда ли? А необходимый опыт приобретается очень быстро.
– Н-ну да, – неуверенно согласился Ондраш.
На улицах было очень тихо. Разошлась публика из театров и баров, закрылись самые упрямые кафе, только старинные барочные здания – стойкие ветераны канувшей в Лету блестящей эпохи, залитые холодным сиянием ночной подсветки, бросали вызов окутавшему город мраку, да по центральным проспектам еще бродили неуемные гуляки среди уснувших витрин.
Наступила полночь, когда одинокий мотоциклист сделал очередной круг по центру города, разрывая морозную тишину монотонным ревом своего стального коня, и затормозил на углу тихой улицы, у фешенебельного отеля, сулившего