базарный!
Чарген не вслушивалась в голоса. Она думала, есть ли Мирча среди парней, окружавших Зурала? Думает ли он о невесте? А может, цыган давно был влюблён в другую и у них уже сговор заготовлен… Нет–нет, Чарген тряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Бубенцы предательски зазвенели.
«Как корова на ярмарке, ей–богу», – зло подумала она. Торги продолжались. Цыганки ни в какую не хотели уступать, в то время как Зурал хитро улыбался и повторял, что у него в карманах больше нет ни гроша. В итоге таборные девки выпросили у него ещё один мешок серебряников, и только после уступили, вытолкав Чарген из шатра.
Она выдавила из себя улыбку. Вышло плохо, но никто не обратил внимания – её тут же подхватили и повели на пару с Зуралом к старой Раде. Они должны были провести обряд под присмотром шувани, а потом удалиться в богатый шатёр, куда уже наверняка накидали пёстрых подушек да ковров. Чарген шла, будто на казнь, выискивая глазами Мирчу. Но того не было, словно и впрямь провалился сквозь землю.
– Ну, призываю Дэвла и всех вас, ромалэ, в свидетели, – громко заговорила Рада. – Нынче Зурал и Чарген обменяются кровью и будут единой плотью друг другу, пока смерть не разлучит их. Да будет так!
Договорив, она достала из рукава кинжал с рукояткой в форме волчьей головы, обнажила лезвие, помеченное незнакомыми знаками, и резанула. Сначала – морщинистую жёлтую кожу Зурала, затем прошлась острием по руке Чарген и скрепила их запястья.
В этот миг она впервые решилась взглянуть на теперь уже мужа и отметила про себя, что он отдалённо похож на Мирчу. Статный, с проседью в волосах, не такой уж старый и вполне себе гожий, но… Нелюбимый, и потому отвратный. Чарген слабо улыбнулась и пожала плечами, мол, вот я, жена твоя, такая, какая есть.
Правда, ненастоящая и никогда ей не будет. Уж в этом–то Чарген забожилась навек. Рада усмехнулась и проводила «молодых» в богатый шатёр, затем самолично прикрыла полог и устроилась у края.
– Вина мне, слышите?! – рявкнула шувани. – И не смейте водой разбавлять! Сегодня мой брат женится!
Ей тут же подали медный кубок с хмельным напитком, и Рада охотно осушила его. Цыгане загалдели по новой. Чарген слышала их пированье. Все стукались кружками, ели, пели, пили, отплясывали, не жалея босых ног. А ещё ждали. Их ждали, между прочим.
– Не боись, чайори, – сказал Зурал. – Не обижу, пей.
Он протянул ей кубок вина. Неужто такой же, какой подали Раде? Чарген усмехнулась и начала пить. Пьянящий напиток обжигал горло, но она не останавливалась – продолжала, пока кубок не опустел.
– Пляшут кони к раааадости, – Чарген покачала головой и рухнула на постель. Пусть делает, что хочет, а она ему не дастся. С этой мыслью и заснула, позабыв про всё. Лишь нечеловечески красивые глаза Мирчи горели во мраке так, будто молодой цыган находился прямо перед ней.
3.
Гулять на отцовской свадьбе Мирче совершенно не хотелось. Всё то казалось огромной издёвкой над ним. Другого объяснения происходящему он не нашёл.