не стал договаривать, я договорила за него:
– Им станет нечего терять, и они могут драться как бешеные. Я бы на их месте так и сделала.
– Не сомневаюсь, – ответил он.
– А ты нет? – спросила я.
Он минуту помолчал:
– Не знаю.
– Дать себя убить – труднее, чем кажется, если есть другие варианты, – сказала я.
– Может быть.
Голос его был серьезен, что ему не свойственно.
– Что такое? – спросила я.
– Да ничего.
– Я по голосу слышу, Зебровски. Давай, выкладывай, что там такое?
Он засмеялся, вдруг снова стал самим собой, но слова были вполне серьезными:
– Просто подумал: хочется надеяться, что ты никогда не окажешься по другую сторону закона.
– Ты хочешь сказать, что со мной будут обращаться как с не совсем человеком? – спросила я одновременно сердито и обиженно.
– Нет, и вообще ты хороший коп.
– Спасибо, но я слышу непроизнесенное «но».
– Но ты, если тебя загнать в угол, реагируешь как бандит. Мне просто не хочется видеть, что случится, когда ты почувствуешь, что у тебя нет выбора.
Мы помолчали в телефон – слышно было только наше дыхание.
– Ты об этом думал уже, – сказала я.
– Н-ну, – сказал он, и я увидела его пожатие плеч, неуклюжее в плохо пригнанном костюме, – я же коп. Это значит, что я постоянно оцениваю угрозу. Я бы и против Дольфа не хотел оказаться.
– Я должна быть польщена такой компанией?
– Он шесть футов восемь, ты пять футов три. Он бывший футболист и штангист, поддерживающий форму. Ты – девушка. Да, должна быть польщена.
Я задумалась на секунду, потом ответила:
– О’кей.
– А отчего это у меня такое чувство, что надо извиниться? Как вот когда Кэти начинает молчать, так по-женски?
– Не знаю. Зачем извиняться, если правду сказал?
– И я не знаю, но у тебя тот самый тон, который бывает у Кэти. Я когда его слышу, то понимаю, что сильно ей не угодил.
– Не можешь же ты сравнить меня с Дольфом, а потом со своей женой, Зебровски?
– Ты мой напарник, и ты женщина. Похоже, что можно сравнивать.
Я еще подумала об этом и снова сказала:
– О’кей.
– Вот теперь «о’кей» который значит «окей», а не тот «окей», которым женщины говорят: «фиг тебе о’кей».
Я не могла не засмеяться, потому что он был абсолютно прав.
– Что ты хочешь сделать, чтобы они заговорили?
– Есть одна мысль. Мне придется стать злым копом, а тебе вообще копом – серийным убийцей, но у нас примерно двадцать пропавших вампиров, на счету которых уже двое полицейских. Они смылись, потому что знают, если их поймают, они будут ликвидированы на месте.
– А это значит, что надо найти их быстро.
– Я думаю, они остальных сдадут, когда мы их допросим.
– Какой у тебя план, Зебровски?
Он мне рассказал. Я затихла на несколько секунд.
– Ну,