чтобы Сухраб не узнал своего отца. После обмана врагов, игры злой судьбы и случайных событий, предопределенных Всевышним Аллахом, легендарный Рустем и его сын Сухраб со своими войсками сошлись на поле боя, не узнав друг друга, потому что были в доспехах. Рустем всегда скрывал, кто он, чтобы воин, сражающийся с ним, не бился в полную силу. Наивный, как ребенок, Сухраб не видел перед глазами ничего, кроме своего отца на троне, вообще не обращал внимания, с кем сражается. Так два добрых, великих воина, отец и сын, ринувшись вперед, вытащили мечи на глазах у своих войск.
Ладживерт замолчал. Не глядя в глаза Ка, он сказал, как ребенок:
– Хотя я читал этот рассказ сотни раз, всегда, когда дохожу до этого места, меня охватывает ужас. Не могу понять, почему я каждый раз отождествляю себя с Сухрабом, который вот-вот убьет отца. Кто хочет убить своего отца? Чья душа может вынести боль такого преступления, груз подобного греха? И уж в особенности такой наивный, как ребенок, Сухраб, с кем я себя отождествляю. Тогда самый лучший способ убить своего отца – убить, не осознавая этого.
Пока я так размышляю, два воина в доспехах вступают в бой и после многочасовой схватки отступают, обливаясь потом и кровью, не сумев одолеть друг друга. Когда я, как и Сухраб, думаю о его отце и читаю продолжение рассказа, я волнуюсь каждый раз, будто читаю это впервые, и с надеждой представляю себе, как ночью этого первого дня отец и сын, не сумевшие одолеть друг друга, каким-то образом друг друга узна́ют.
На второй день войска выстраиваются вновь, вновь отец и сын бросаются вперед и безжалостно сражаются. После долгой схватки в тот день удача улыбается Сухрабу (удача ли это?) – он, сбив с лошади Рустема, повергает его наземь. Выхватив кинжал, он вот-вот нанесет своему отцу смертельный удар, как вдруг кто-то говорит: «В Иране не принято в первом сражении убивать побежденного врага. Не убивай его, зрелые воины так не поступают». И Сухраб не убил своего отца.
Когда я читаю это место, я всегда расстраиваюсь. Потому что я полон любви к Сухрабу. Какой смысл в такой судьбе, уготованной Аллахом отцу и сыну? На третий день схватка, о которой я рассказал, заканчивается совсем не так, как я ожидал. Рустем сбивает Сухраба с ног и, одним махом вонзив свой меч ему в грудь, убивает. Поражает стремительность происшедшего и ужас содеянного. Узнав браслет, Рустем понимает, что убил своего сына, падает на колени, обнимает окровавленное тело и плачет.
В этом месте рассказа я тоже каждый раз плачу: не столько потому, что разделяю горечь Рустема, сколько потому, что понимаю, что означает смерть бедного Сухраба, убитого собственным отцом и действовавшего ради любви к своему отцу. В этом месте мое восхищение любовью по-детски доброго Сухраба к отцу сменяется глубоким и зрелым чувством жалости к Рустему, связанному обычаями и правилами. По ходу рассказа любовь и восхищение, которые вызывал у меня мятежный и своевольный Сухраб, переходят на могучего Рустема, которого связывало чувство долга.
Ладживерт замолчал,