воровка и девушка, потерявшая честь где-то с кем-то когда-то так, что многие здесь считали, что она в положении… Я уже знала о таких заведениях? Безусловно. Я снова утерла пот с лица. Не слишком интересуясь историей, не особенно уверенно сдавая экзамены в институте, почти не включая кино и редко читая книги, я все равно уже слышала о таком.
Подсознание или просто какая-то память? Реальный, кинематографичный, удушающий бред.
Я покачала головой.
– Идите за мной, – махнула я рукой. – Вы двое. Лоринетта и ты… как тебя зовут?
– Консуэло, сестра, – глаза «цыганки» расширились от удивления.
– А остальные – работать!
Я развернулась и вышла из душной прачечной. Я не знала, куда меня ноги несут, понимала лишь, что мне нужно увидеть. И я почти бежала по коридорам – сначала узким проходам здания, и вне прачечной потолки были деревянные, закопченные, низкие, с пятнами то ли нагара, то ли огня, потом – по галерее со сводами и ликами, потом – по красивой, яркой и гулкой церкви, и все это время за мной неотступно следовали Лоринетта и Консуэло. И наконец я вылетела из дверей красивого храма и повернулась направо – туда, где, я знала, увижу подтверждение пришедшим на память странным словам.
«Приют благочестия и спасения и чадолюбивый кров Святой Мадлин».
Глава третья
– Прочитайте, что здесь написано, – надтреснутым голосом велела я. – Можно не вслух.
Я сама перечитала не один раз. Сюр какой-то. Одна часть меня хотела завыть, другая крепилась – видимо, та самая часть, которую звали сестрой Шанталь и которая была в приюте за старшую.
Приют благочестия и чадолюбивый кров. Детский приют, если перевести на язык нормального человека. Мне самое место и там, и там.
– А теперь идем со мной, обе, – приказала я. – Помня о главном: благочестие и спасение.
Благочестие и спасение. Последний приют Магдалины закрыли в девяностых годах двадцатого века, и, как считали некоторые исследователи, причиной закрытия было не изменение отношения к женщинам, а повсеместное распространение стиральных машин. Стирка – не просто доходный бизнес на слезах, но еще и символ: очищение.
Приюты Магдалины. Место, где страдали несчастные, кому в жизни не повезло. Слишком бедные, слишком развратные. Слишком красивые или слишком богатые. Вроде бы не монастырь. Институт исправления, сказали бы мои цивилизованные коллеги, слегка при этом поморщившись. Страшное, немыслимое карательное заведение – как и почему в нем оказалась я?
В здании церкви было тепло и пахло свежими цветами. Горели свечи; краски и убранство поражали воображение. Католические и протестантские храмы, которые я видела, были иными, более скромными, настраивающими визитера на аскетизм. Этот храм напоминал православный – но скорее греческий, чем русский, здесь не было золота, не было и икон. Я остановилась против изображения молодой женщины в синих одеждах. Не фреска, как в галерее, не статуя, а словно кукла из папье-маше. Удивительно