взрыв на вокзале, погибла вся рота в бою, кроме одного солдата, все погибли от отравления водой в поселке, прошел торнадо, катастрофа поезда, самолета, машины, парома, корабля и вот … автобуса. Если остается единственный выживший… У таких людей часто развивается чувство вины за то что другие погибли, а они живут.
Такие выжившие могут считать, что они не достойны жить.
– Ого… Ну этого нету, я не чувствую вины!
Врач так ровно и спокойно это все рассказывал, как будто лекцию читал, и я услышал его просьбу:
– Эмиль, опиши свои чувства.
– Это похоже на приятную ошибку. Знаете, однажды я заказал себе горнолыжный костюм. Дорогой. Взяли с меня предоплату. А половину я должен был оплатить при получении. И мне отдали его за половину цены. Вручили, я расписался. Человеку в пункте я сказал: «Так я же, вроде, не оплачивал!» А он мне ответил, что у меня стоит предоплата сто процентов, готово к выдаче! Это была ошибка, но в мою пользу. И я промолчал… Я так радовался, просто жуть. В то же время, понимал, что это ошибка, и кто-то может заметить её когда-нибудь. И что тогда? Найдет меня по номеру телефона? Что тогда? Я решил, что какой-то бедолага за меня заплатил. Похожее чувство у меня сейчас. Я чувствую себя хорошо, но есть какие-то последствия, конечно. А что касается того, что выжил – очень счастлив. И мне нравится Виктория … Альбертовна. Если она будет снимать с меня эти датчики, привяжите мои руки, иначе я её обниму. Извините.
На следующий день в больницу пожаловали репортёры. Моя медсестра Марика рассказала родственникам парня в коме и они тоже приехали. Видимо, именно эти люди сообщили всем своим знакомым, родственникам, поэтому каким-то образом обо мне вспомнила пресса. В итоге персонал больницы выставил охрану и начал отбиваться от журналистов, которые имели право проходить куда угодно со своим удостоверением, кроме реанимации. Отец предложил нам тихо уехать.
Он уже собрал все рекомендации и даже нашел сиделку: Марика обещала приезжать, делать мне физиопроцедуры, всё, что нужно. Но я был весел, бодр и ходил самостоятельно, а глядя на Вику, мне хотелось того, чего был лишен целый год. Но она только сверкала своими темными глазами в мою сторону и поправляла халатик.
Мы с отцом шли по коридору в другое отделение и переговаривались. Начиналась жара, уже был первый месяц лета, дом наш примерно в получасе езды от Новороссийска, на берегу моря, – прекрасное место. Я последний раз оглянулся и увидел в коридоре возле двери на выход девушку.
Она медленно шла к нам, не спешила.
Глава 4.
Я улыбнулся и помахал, но в ответ не увидел улыбки. Отец пошел вперед, а я решил спросить, не потерялась ли она, возможно, эта девушка нуждается в помощи. Внезапно понял, что ей очень плохо, увидел, что на ней следы ударов, какие-то синяки. Быстро подошел и повёл её в сторону лифта, нажал на третий этаж, сказал, что там ей помогут. Двери лифта закрылись и мне немного полегчало. Я боялся оказывать сам помощь, гораздо лучше это сделали бы врачи.
Отчим усадил меня, осторожно пристегнул и снова бросился целовать,