выходит вместе с санитарами. В коридоре в паре метров от двери его ждёт невысокий человечек в элегантном светлом костюме. От его улыбки, которая многим показалась бы лучезарной, Хэш кривится.
– Как прошло? – спрашивает человечек.
– Вы слышали.
– Да брось, мы же договорились, – журит гиганта человечек.
– Ты слышал, – поправляется Хэш. – Я говорил, что так быстро…
– Это в любом случае было бы шоком, не беспокойся, – отмахивается он. – Я попросил сестру больше не накрывать кисти гэвэрэт Морав, чтобы она постоянно видела свои новые… кхм… приобретения. Тебя заботит совсем не её состояние.
Хэш нехотя кивает. Он не любит разговаривать с директором, но внутри лаборатории от его компании не скрыться.
– Нужно действовать мягче.
– Хэш, – человечек останавливается и смотрит ему в глаза. – Мы говорили об этом. Ты должен быть искренним с теми, кто о тебе заботится. Мар Гон, гэвэрэт Арева, я…
– Хорошо, – гигант смотрит на свои руки. – Она права, я не человек.
– И?
– Не знаю. Это сложно.
– Ни в коем разе, мой друг! Ты и вправду не человек, Хэш, но в этом нет ничего плохого. Поверь, мы очень рады, что ты такой, какой есть.
Слова директора правильные, в чём-то даже искренние, но Хэш всё равно морщится, будто нащупал языком саднящую ранку во рту, но тут же возвращается к бесстрастности.
– Спасибо, мар Наки.
– Хэш, ну брось ты эти формальности! Мы же договорились, что ты будешь звать меня по имени и на «ты».
– Прости, Мадан.
– И хватит постоянно извиняться!
Директор СЛИМа и гигант скрываются за двойными дверями. А в это время Юдей беспокойно ворочается во сне: что-то чёрное и мерзкое смотрит на неё из пустоты, но пока не решается напасть.
ГЛАВА 3
Существо, которого доселе не видел ни один человек, медленно ползёт по чердаку многоквартирного дома. Оно чем-то напоминает помесь волка, осьминога и густого хагвульского тумана, который заволакивает город с сентября по первые числа ноября. Из волчьей пасти исходят клубы пара, оттуда несёт таким зловонием, что окажись рядом кто другой – тут же рухнул бы в обморок. Голова, покрытая жёсткой чёрной шерстью, переходит в студенистое тело с четырьмя подвижными щупальцами. Присоски, хлюпая и чавкая, вгрызаются в пыльные доски пола и оставляют круглые следы, будто выжженные кислотой. Тело исходит паром, но он не рассеивается в воздухе, а слипается, густеет и расползается во все стороны.
Скоро разглядеть что-либо на чердаке становится невозможно. Как, впрочем, и дышать.
Тварь, непонятно как оказавшаяся под крышей дома, шлёпает из стороны в сторону, поскуливая и порыкивая.
«Затащить псину на чердак! – думает мар Авим, живущий аккурат на последнем этаже. – Точно мальчишка Коземов, он с утра носился с блохастой шавкой. Надо будет поговорить с его матерью».
Грузный