этот штиль
Фернальные печали навевает,
Что вечностью отнесено в утиль,
Что с временем небрежно порывает.
Одна лишь и сохранна параллель,
Там ангелы темничные струятся,
Над мускусным шелейфом вьется хмель
И карлики бастровые роятся.
Сих вижу: и Расин, и Кальдерон,
И где они оставили Корнеля,
Твердят царевнам спящим, их ли сон
Грознее, нежли изыски Равеля.
Для мертвых танец боя о свечах
Басмовых за стенами не священен,
Лишь замковые люстры в тех очах,
Свет коих меццонитами восценен.
Сколь холоден у вечности коньяк,
Им биты грозди крохкого фаянса,
Вспоем ли – хоть бездонный этот зрак
Слезой увьет соцветенье романса.
И дороги исчадные цветки,
И нет кровавей княжеской слезинки,
Давай о золотые ободки
Гранить две наши мертвые тростинки.
О нежности со мной поговори,
Лицо мое ожги своим дыханьем,
Но все ж на звездный пепел не смотри
Пред этим смертоносным полыханьем.
Ты помнишь хороводов кружева
И травень, и монашек в чернобальном?
А ныне царедворная листва
Горит на мрачном ложе погребальном.
И днесь благоухать не перестал
Сад Господа, как светочей призора,
Нас вынесут еще на пьедестал
Всеславия иль столпного позора.
«От седмицы до черной недели…»
От седмицы до черной недели
Мы Христа не могли пресвятить,
Втуне крови избытки сордели —
Стали ей купола золотить.
Только мало бывает и крови,
Где цветки и терницы сплелись,
Но темно житие без любови,
Мы за это сполна разочлись.
Иисус, Он и мертвых жалеет,
Всё чрез смерть о любви говорит,
И венец Его немощный тлеет:
Это золото наше горит.
Эринии в августовском саду
Август, пленник астрийский, запел
Песнь свою перед мглою.
И колчан, полный огненных стрел,
Взял на хоры с собою.
Ах, Господнее лето цветет,
Дама-глория в цвете,
Разве темный сребрится киот
С образками о лете.
Страшно глянуть и бросить нельзя,
Не избыть, яко вина,
Искривилась земная стезя,
Где ея сердцевина.
Тяжелы эти иглы от роз,
Не иступятся кровью,
Кто ответствовал смерти всерьез,
Поплатился любовью.
А превратной любовь и была
О горенье нелепом,
Видишь, перстень мой держит игла
Диаментовым крепом.
Дале немость и глухость садов,
Раз не сталося брашен
И траурною ятью плодов
Зрелый серпень раскрашен.
Бледный мрак в череновом огне
И цветки