ночи, – не дождавшись ответа, сказал Селивёрстов.
Ни о какой спокойной ночи не могло быть и речи, но сообщать ему это я не собиралась, а, взяв себя наконец в руки, ответила:
– Спасибо. И благодарю за приятный вечер.
– Рад был доставить вам удовольствие, – бархатно отозвался он. – Ещё раз до свидания… Мара…
– До свидания, Георгий, – повторила я и опустила на рычаг вспотевшую трубку.
Не успела выхватить из пачки сигарету, как телефон зазвонил снова.
– Да, – произнесла я совершенно обессиленно.
– Я обзвонился. Ты что неправильно положила трубку? – услышала я низкий голос Лёвика.
– Неправильно, Лёвик. Совершенно неправильно. Мне вообще не стоило класть её.
– Не понял, – удивился он.
– И ладно, – махнула я рукой. – Всё это не имеет никакого значения. Скажи лучше, что ты делаешь в выходные?
– Собирался на дачу, – ответил он, слегка подумав. – Хотел поработать. Бумаг накопилось пропасть. А что?
«Не знаю, будет ли наглостью то, что собираюсь сейчас сказать? – с тоской подумала я, вертя незажжённую сигарету. – И так замучила его своими проблемами…»
– Почему ты молчишь? – не дождавшись ответа, напомнил о себе Лёвик.
– Понимаешь, у меня есть к тебе просьба, – смущённо сказала я.
– Слушаю тебя, детка.
«Просто надо сказать и всё. В конце концов, он столько раз приглашал, а я всегда отказывалась. У меня вечно находилось на это сотни причин. Почему бы сейчас не предложить самой?»
– Возьми нас собой, а, Лёвик? – проговорила я тихо и как-то сразу успокоилась.
Казалось, он остолбенел. По ту сторону провода звякнула чашка, потом скрипнул стул, очевидно, он поднялся с места.
– Кого нас, Мара? Что у тебя с голосом? – спросил он наконец.
– Меня и Эльзу, – вздохнула я, думая о том, что худшее всё равно уже позади и назад хода нет, поэтому добавила: – Мы не будем тебе мешать работать, обещаю.
Лёвик снова ненадолго задумался.
– Что происходит, детка? Пять минут назад ты была весела как зяблик.
Вряд ли это можно назвать весельем, с тоской подумалось мне.
– Я и сейчас весела. Чрезвычайно весела, Лёвик. Так как насчёт дачи? Можешь даже захватить свою Синди Кроуфорд. Так и быть, согласна постоять со свечкой, – принялась я нести несусветную чушь, понимая, что вовсе не следует говорить этого.
– Малыш, – сказал Лёвик так серьёзно, что у меня сжалось сердце, – если ты соглашаешься ехать со мной на дачу, я не отвёл бы Синди Кроуфорд и роли посудомойки.
Меня вдруг охватил жгучий стыд от того, как бессовестно я играю чувствами этого умного, успешного, красивого мужика, имеющего несчастье питать ко мне необъяснимую слабость.
– Послушай, Лёвик, я не могу понять, что со мной происходит, – вдруг прорвало меня. – Чертовщина какая-то! Я же мучаю тебя, и это просто нечестно. Кто мне дал право так вести себя?..
Он снова замолчал, а я подумала, что всё-таки кое-что определённо изменилось в нём за последние