Обстановка была тяжелой, и нужно было что-то предпринять для того, чтобы не дать этой ситуации пойти по самому худшему из путей – пути слез, причитаний и проклятий.
– Скажите, – Иварс глубоко вдохнул и начал говорить, его голос звучал подавленно, временами хрипло, – скажите, а откуда свастика?
– Подростки сейчас увлекаются неофашизмом, – начал было молодой полицейский.
– Но наша дочь никогда ни к чему такому даже не была причастна, – оборвал его Иварс.
– Как бы то ни было, постарайтесь вспомнить, с кем общалась и дружила ваша дочь. Не было ли среди ее окружения кого то с явными фашистскими или сатанинскими наклонностями?
– Что вы себе позволяете?
– Послушайте, я всего лишь выполняю свою работу, а в данный момент делаю выводы из увиденного и услышанного мной. Эксперты осмотрели вашу дочь… ее тело. Свастика нарисована кровью, мы предполагаем, что это ее кровь. А убита она обычным конторским шилом.
– Ааа, – застонала Айта, снова зарыдала, облокотившись на спинку стула, с которого не вставала уже пару часов, с того момента, как поняла, что все кончено и у нее больше нет дочери, любимой дочери, Анны, ее надежды. Той, в которой она видела себя, все свои лучшие качества – по крайней мере, так казалось Айте, и в это она свято верила.
– И все же я настаиваю, что наша дочь не фашистка. Фашистка – девочка в пятнадцать лет – с ума сойти, как вам могло такое прийти в голову?
– Я ничего не утверждаю, я только делаю выводы, – начал полицейский, – прошу меня извинить.
В его кармане зазвонил мобильный телефон.
– Алло. Да. Да. Убита. Осмотрели. Тело еще здесь. Квартиру осматриваем. Работаем. Да. Понял.
– Сейчас придет эксперт. – Молодой полицейский убрал телефон в карман и сделал шаг к Иварсу. – Скажите, а ваша дочь жила здесь одна?
– Она жила со мной, – ответила Айта, – просто иногда я на несколько дней уходила к родителям, они здесь недалеко живут. Понимаете, люди пожилые, чувствуют себя плохо, нужно ухаживать за ними. Да и я думала, что у дочери будет немного свободы, что мы отдохнем друг от друга.
– Понятно. А с кем общалась ваша дочь? Кто к ней обычно приходил?
– Знаете, у нас не было тайн друг от друга. Общалась и дружила она только со своими одноклассниками – больше ни с кем. Когда приглашала кого-то к нам на чай, она всегда мне говорила. Даже когда я была у родителей или на работе, она мне звонила и просила разрешения кого-то позвать в гости.
– И вы всегда разрешали?
– Да, с условием, что в квартире будет прибрано, а музыку они не будут включать слишком громко. Соседи бы мне сказали, если бы что-то было не так, – слышимость в доме приличная.
– А вчера вечером и сегодня ночью вы не слышали ничего подозрительного? – спросил полицейских у соседей.
Иварс на мгновение даже забыл, что они здесь, в дверях, стоят и слушают, хоть и не участвуют в разговоре.
– Ровным счетом ничего. Никого, кажется, и не было здесь постороннего, – пожилые супруги переглянулись, –