критически, на дверцу шкафа повесила – и все. Как обычный день, так тебе – и полшкафа на кровати, и двадцать пять комбинаций перед зеркалом, и глажка, и все пуговицы проверить… Женщины и одежда – это как два химических соединения, которые, вступая в реакцию в разных пропорциях, приводят к непредсказуемым результатам.
Но главным за весь вечер было два события: она слонялась – бесцельно! – по квартире и что-то тихонько напевала. Точно отошла. Правда, еще не совсем – телевизор не стала включать и книгу на ночь толком-то и не читала – но связь между нами больше не пропадала. Никаких внушений я ей делать не стал – пусть отдыхает, но завтра… Завтра она у меня будет на высоте.
В пятницу к четырем часам я уже кипел от раздражения. Вот нужно было всю ночь планы боевой кампании строить – для того, чтобы прождать полдня в полном бездействии? Франсуа с Сан Санычем с первой же минуты переговоров ушли на какой-то иной – только им понятный – уровень общения. Я – как и собирался – устроился за спиной Татьяниного шефа, чтобы не пропустить ни единого слова, ни единого жеста Франсуа, но весь мой улов составил набор коротких вопросов из серии «А что, если так…», сопровождающихся множеством непонятных движений руками. Они словно почувствовали чуждое присутствие и перешли на некий закодированный язык. Я вспомнил вчерашнего таксиста. Вот так и его, наверно, зло разбирало. Франсуа с Сан Санычем, однако, прекрасно понимали друг друга; в глазах их светилось удовольствие, с которым переглядываются над доской шахматисты, когда не сражаются за титул чемпиона мира, конечно.
Татьяна в их разговоре почти не участвовала. Время от времени Франсуа обращался к ней за помощью – найти более подходящее слово, но в большинстве случаев он просто объяснял свою мысль – руками. Чего же он тогда интересовался, будет ли она присутствовать на переговорах? Он, казалось, вообще о ней забыл. Это – хорошо или плохо? Это он к делу своему серьезно относится – или нарочно ее игнорирует, пытается интерес вызвать? Через полчаса я решил, что до конца этого разговора наблюдать мне за ним незачем – пустая трата времени. Лучше мне сосредоточиться на Татьяне. Что она-то обо всем этом думает?
То, что я видел на ее лице, мне понравилось. Мне было неприятно думать, что она может клюнуть на эту уловку – если это была уловка. Насколько мне известно, вызвать ее интерес – не так-то просто, тут одними красивыми словами и томными взглядами не обойдешься; но я ведь не так уж давно ее знаю. Все ее предыдущие увлечения прошли до меня, я о них только слышал, да и то – вскользь. Не любит она говорить о своих чувствах. Нет, она меня не разочаровала. Она внимательно слушала их разговор, и, похоже – в отличие от меня – понимала, о чем речь. На лице у нее было написано благоговение – не трепет, не восхищение, не восторг глупенькой девочки, допущенной в общество ее кумиров; благоговение истинного ценителя, прямо на глазах у которого рождается нечто прекрасное.
Когда на лице у нее такое выражение, я могу смотреть на него часами. В такие моменты