заросли и сугробы. Они бежали, спотыкаясь, падая, поднимая друг друга в попытке спастись. Лес позади них начинал трещать и гудеть, превращаясь в дикого, голодного зверя.
Покинув чащобу, Лем и сержант повалились на землю. Они лежали, глядя в сумеречное небо, в попытках восстановить дыхание. Старик крепко сжимал карабин в руках, как родную мать.
Бич достал из кармана пачку шахтерских сигарет , вытряхнул их на ладонь, и отдал одну старику . Дед достал спички и подкурил . Передал спички Лему . Лежа и покуривая, дед сказал:
– Видать не врал, Виталька-то.
– А я,– затягиваясь, сказал Лем.– Как-то не сомневался .
– Так что это за невидаль, Лянь?
– Не знаю, отец, ой не знаю.
– Какая-то ебанина неведомая,– сказал дед.
– Есть у меня мысль, но она мне не нравиться, – тяжело дыша, сказал бродяга.– А кстати, военных сколько было?
– Двадцать человек.
– Было двадцать военных, стало двадцать «одержимых» до зубов вооруженных.
– Ты чо там мелишь?
– Говорю «алтарников» того, переквалифицировало. Они теперь не на нашей стороне.
– А были?
– Были – не были, уже не важно, – сказал Лем. – Важно, что теперь в лес точно нельзя.
Лем закашлился, подавившись папиросным дымом.
– Скажи, отец, знаешь как на разрез попасть ?
– Знаю, – ответил дед, вставая с земли.– Но сегодня мы туда не пойдем. Темнеет уже. Пошли, милок, ко мне я кочета зарублю, бульона сварим, а то пниманию легких можем поймать. Да баню что ли затоплю.
– Бульон и баня, дело хорошее.
– Я тебе на печи постелю. Кальсоны то чистые есть?
– В чем был, дед, в том и материализовался.
– Небоись, Лянь, что-нибудь придумаем.
4.
Лем и старик отправились в сторону его дома
Ночь постепенно накрывала, тихий поселок. Окна одиноко стоящих избушек начинали загораться во тьме. По округе раздавался лай собак и карканье ворон.
Темный, дремучий лес затихал, подобно ночному хищнику, нашедшему себе засаду. Притаился в ожидании неосторожной жертвы. Тишь да гладь. Как перед бурей.
Спокойный вечер у Архипа. Лем и старик сидели за столом, попивали индийский чаёк из пачки с синим слоном, похрустывали сушками.
Периодически, нацепив бушлат, выбегали по очереди в сени на перекур или по нужде.
– Ты мне, Лянь, вот что скажи,Что меня за ногу то потащило?
– Я, Архип ну Майорович, тебе названье не скажу, так как тварь, эта потусторонняя,– рассказывал Лем. – А там языка человеческого нет. А тут они еще не появлялись, в таком количестве, чтобы люди название ему дали. Алтарники каждую такую сущность зовут объект, и присваивают номер и литеры, оккультисты их зовут древними богами, могут конкретное имя придумать, даже целый культ вокруг него возвести. Людей живых могут даже в жертву приносить.
– Иди ты! – ужаснулся ветеран.
– Да, да, именно в жертву, – сказал Лем, прихлебывая чай из блюдца. – Все как полагается, четвертование, колесование, людоедство.
– Мать честная! – охал