type="note">[179]. М. С. Воронцову оставили право только уточнить детали и сроки начала похода в горы.
Императорский план предусматривал «…произвести наступательные движения в горы, для чего войска, собранные у Воздвиженской крепости, т. е. Чеченский отряд, двинуть к Маиортупу и в соединении у этого аула с войсками, имеющими прибыть с Кумыкской плоскости через Куринское укрепление, оба отряда сии направить в Дарго (столицу Шамиля), которое разорив, следовать в Андию; войскам же Дагестанского отряда в то же время произвести наступательное движение от Чиркея, через Салатау и Гумбет в Андию же. Сосредоточенные таким образом в Андии Чеченский, Кумыкский и Дагестанский отряды должны оставаться там такое время, какое нужно будет по соображению обстоятельств на месте, причем для вящего обеспечения Андии построить временное укрепление для 6-ти батальонного гарнизона»[180].
Чуть позже, после совещания в Петербурге по планируемым военным действиям на Кавказе в 1845 г., куда для этого вызывался начальник штаба Кавказских войск генерал-лейтенант В. О. Гурко, сделано было изменение, согласно которому «войска Чеченского отряда, расположенные у Воздвиженского, у Кумыкского укрепления Амир-Аджи-Юрта, сосредоточить в Маиортупе; оттуда двинуть их во Внезапную и Салатау, где на Бортунайских высотах соединяясь с Дагестанским отрядом, через Гумбет, занять Андию. В Андии устроить укрепление для 6-ти батальонов пехоты и, снабдив гарнизон провиантом на всю зиму, Чеченскому отряду следовать в Ичкерию, взять и разорить Дарго – жилище Шамиля, и выйти через укрепление Герзель-аул на линию; остальное затем время года употребить войска Чеченского отряда для окончательных построек по Воздвиженскому укреплению»[181].
Наместник (при незнании настоящего положения дел) хотел бы отложить экспедицию до его личного и подробного ознакомления и проникновения в существо предписанной ему задачи, но желание императора Николая I унять Шамиля и присутствие большого количества войск на Кавказе в 1845 году решили вопрос в пользу начала немедленных действий.
В Петербурге никак не хотели понять того, что время многочисленных экспедиций прошло, и опыт прошлого доказал их несостоятельность и пагубность. Подобные экспедиции делались и прежде, но не приносили никакой существенной выгоды, а «отступление (сопряженное обыкновенно со значительными потерями нашими) возвышало дух горцев и значение самого Шамиля»[182].
Большинство кавказских военных начальников было против плана экспедиции вообще, или в том виде, в котором он был предписан. Опытные кавказские вояки (среди них были наиболее авторитетные генералы – Р. К. Фрейтаг и М. З. Аргутинский-Долгоруков, И. М. Лабынцев) предрекали экспедиции полную неудачу[183].
Н. И. Дельвиг считал, что «экспедиции такого рода имели даже вредное влияние на край, возвышая нравственный дух горцев, видевших, что большие массы войск, испытанной храбрости, хорошо вооруженных, отлично снабженных всем необходимым, одерживавшие так часто славные победы в Европе, почти ничего не могут