в покрывало – туда же, где еще недавно прятал лицо Морено.
Покрывало едва заметно пахло потом, табаком и корицей.
Дороти вдохнула, прикрыла глаза и попыталась улечься удобнее. Что-то жесткое упиралось в бок. Она поерзала – но колючий угол не исчез, – нащупала мешавшую ей под покрывалом вещь и вытянула ее на свет.
Это была невесть откуда взявшаяся игральная карта.
Пиковой масти. Король.
Из той самой колоды.
Король сидел на троне, забросив одну ногу на каменный резной подлокотник. Золотая корона с короткими зубцами терялась в черных волосах. В одной руке он держал чашу, а вторая бесстыдно лежала там, прямо на вздыбленном естестве. Тоже коронованном. Король не улыбался, смотрел внимательно, с прищуром. Испытующе.
У короля было лицо Морено, а на его груди сходились и никак не могли сойтись осьминожьи щупальца.
Дороти провалилась в сон, точно в спасение. И всю ночь, где-то вдалеке, ей слышался смех Дорана.
Глава 8. Белая кобылка
К дальнему острову в цепи архипелага причалили в среду, к ночи. За час до этого допили последнюю воду. Самую последнюю, с илом и мусором, со дна бочки.
Сначала два дня не давал выйти из выбранной на стоянку бухты полный штиль, но стоило только погоде сдвинуться с мертвой точки, а “Свободе” выбраться на большую воду, как подул горячий, точно пустынный самум, ветер, а потом снова упало полное безветрие. Еще на три дня.
Черная Ма все-таки оказалась злопамятнее Дороти и отвесила всем разом – напугала штилем, обвисшими парусами и бочками, в которых стало проглядывать дно.
Все эти дни Морено держался от Дороти на расстоянии, точно между ними ничего не произошло. Да и сама она общаться не рвалась, хотя вопросов накопилась уйма – но все они так или иначе были связаны с бригантиной, а бригантина в свою очередь – с проклятой призрачной колодой карт и с тем, что случилось в каюте. Порочный круг. Не спрашивать оказалось проще.
Все приказания Дороти обрели форму крайней, возведенной в абсолют, вежливости. Такой рафинированной, что обзавидовались бы в королевском дворце.
Черный Пес же молча кивал в ответ, исполнял безукоризненно и в глаза не глядел. Идеальный первый помощник.
Обстановка потихоньку накалялась и становилась невыносимой.
Команда, которая нюхом чуяла, что внутри не так гладко, как снаружи, вела себя осторожно, старалась между капитанами не встревать. Только с беспокойством смотрела на море и ждала ветра. Дисциплина на судне теперь была покруче, чем на флагмане: все, что могло блестеть – блестело. Только вот рук не хватало – “Свобода” была рассчитана на семьдесят человек экипажа, если отсечь гарнизон пехоты, абордажников, канониров и пушечную обслугу. Поэтому на оружейной палубе были приведены в порядок только две пушки, зато паруса и такелаж пребывали в идеальном соответствии.
Когда стало понятно, что Черная Ма отпустила ошейник, и подул попутный ветер, Морено, чтобы больше не гневить