ни одного секрета. Я одна из них, мое место – рядом с ними. Да, я общалась с Колетт и с учительницей, но у меня же не было ничего общего с мадемуазелями.
Я попробовала закрыть глаза. Бесполезно. Перед моим внутренним взором стоял такой яркий образ Колетт и королевы Веры, что даже в полумраке было светло как днем. Была ли мадемуазель Тереза бабушкой Колетт? И кто такая сама Колетт? Время от времени мы с ней перекидывались парой слов в мастерской, но для меня было важнее избежать гнева Санчо, чем узнать, откуда она взялась. По правде говоря, я не знала о ней ничего – только то, что она хорошо шьет и у нее стройные ножки. Блондинка была слишком красива для честной девушки, – подумалось мне на следующий день, когда я столкнулась с ней, бесстыдно разгуливающей по дому полуодетой. Как сюда попали такая красота и утонченность? Если не считать мастерских по пошиву эспадрилий, Молеон был лишь местом встречи пастухов. Пастбища, коровы, река. А посреди всего этого – скрытые от постороннего взгляда девушка и две старые девы в сопровождении черного как уголь дворецкого ростом с колокольню.
Через некоторое время я узнала историю мадемуазель Веры, которая оказалась далеко не старой девой. Старой, положим, да. Но определенно не безразличной к обществу мужчин, уверяю тебя, Лиз.
17
– Бер-р-рнадетта!
Я приоткрыла один глаз. На комоде сидел какаду. Красивая белая птица с черным клювом и огромным розовым гребнем, который придавал ему нарядный вид.
– Бер-р-рнадетта! – повторил он, а затем взлетел и уселся на плече у…
Я едва сдержала крик. В изножье моей кровати сидела молодая женщина и смотрела на меня.
– Тише, Гедеон! – приказала она. – Вы разбудите мадемуазель Веру!
Гедеон? Я смущенно натянула на себя одеяло. Дон Кихот пристально наблюдал за птицей.
– Меня зовут Бернадетта. Как святую! – насмешливо добавила она, отдергивая занавески. – А это – виконт Городской гуляка. Для друзей просто Гедеон.
Бернадетта была невысокой плотненькой брюнеткой далеко за двадцать с круглым приветливым лицом. У нее были вздернутый нос и густые брови, а глаза смотрели в разные стороны.
Она распахнула окно, впустив в комнату прохладное осеннее утро, и взяла со стула мое платье. Я испугалась, что виконт воспользуется возможностью упорхнуть, но он, похоже, был полностью поглощен нашим разговором.
– Мадемуазель Тереза сказала, что ты испанка. Ты понимаешь, что я говорю? – четко и громко проговорила Бернадетта.
– Испа-а-а-а-анка! – крикнул Гедеон.
Я кивнула.
– Ага! Ну я-то против вас ничего не имею, – продолжила она, протягивая мне кувшин с водой и полотенце. Не то что Робер. Робер – это мой муж. Он говорит, что вы лишаете нас работы и чрезмерно шумите.
– Чрезмер-р-р-р-рно!
– Но ты вроде не похожа на шумную, – добавила она, глядя, как я умываюсь. – Я слышала, ты пришла вчера вечером? Повезло же тебе, что мамзель Тереза открыла, а то обычно