смотря на девушку, не зная, что сказать.
– Настюша, почему ты не сказала?
– Стеснялась…
– Глупая, – он поцеловал с максимальной нежностью, на которую был способен. – Спасибо, спасибо, – откуда взялась эта потребность благодарить? Её, провидение, господа бога…
Роман старался двигаться аккуратней, наплевав на свои желания, но Настя всё равно морщилась от боли. В романах, говорят, героини испытывают оргазм в свой первый раз, Настя не была героиней романа, да и Рома не был героем, но под конец Настенька всё – таки расслабилась и даже сделала два неуверенных качка бёдрами, от чего до этого сдерживающийся Роман испытал один из самых головокружительных оргазмов в его жизни.
Почему один из? Потому что они были ещё, с Настей, он выдержал сутки и снова был близок с ней, потом ещё раз и ещё. Тридцатидвухлетнему Роману казалось, что вся его жизнь вдруг сузилась до одного знаменателя – Насти.
И одного-единственного желания – быть с ней. Он не выпускал её из постели последние два дня своего пребывания в этом городе, позабыв о продаже дома, о компании, друге и даже жене, которой отзванивался раз в день, тайком, говоря быстро и отстранённо, понимая, что его жизнь с Ириной никогда уже не будет прежней, да и не будет больше этой жизни.
Тогда Роман был твёрдо уверен, что развод – дело решённое, что он заберёт Настю, как только решит все юридические формальности, что он просто не сможет жить без неё.
Он был влюблён, впервые в жизни, с первого взгляда, такое случается.
Но жизнь есть жизнь. Не так-то просто, оказалось, посмотреть в глаза Ирине после двенадцати лет брака и всего, что их связывало. Сложно разделить жизнь на «до» и «после», объясняться с родственниками, делить имущество, разрушать годами налаженный быт и жизненные устои.
– Не чуди, мужик, – сказал тогда Олег. – Развлёкся, как мужик я тебя понимаю. Молодая девчонка, юное тело, но кто она? Что она? Что у неё на уме? Ты без понятия, а Ира с тобой в самые паршивые твои годы была, в провинцию рванула, потом в Москву. Такую женщину, как Ирина, ты больше не найдёшь, а Насть у тебя ворох будет, раз уж распробовал, – усмехнулся друг. – Не глупи.
– Ворох, говоришь?
– Ворох. Ты сейчас в самом соку мужик, с баблом, и это только начало. Подобные Насти ложатся под таких, как ты, и с усердием подмахивают.
– И под тебя ложатся? – Роман криво улыбнулся.
– Случается, но это всё пустое, как подрочить. Семья – вот что важно, я за Полинку любого убью, а дети мои – это моя жизнь, часть меня. Насти эти, Алёны… да им плевать на тебя с колокольни, их бабло твоё интересует, им даже плевать, как ты их трахаешь. Твоя Настя такая же.
– Ты не знаешь её.
– Не знаю. Все они одним миром мазаны, вот это наверняка знаю. Подумай хорошо и Ирине ничего не говори, не простит она, гордая.
Он не сказал, но Ирина узнала. Как? Да, кто же знает, как жёны узнают, какой радар в них встроен, но Ирина узнала. Она не плакала, не просила, молча посмотрела на мужа и вышла из комнаты. И тогда Роман испугался, по-настоящему