да договориться с учителем, Митричем. Ожидание всем было в тягость, но заступы были нужны, а Федька мог инструмент предоставить, поэтому остальным ничего не оставалось, как согласиться с его условием.
Все дни Игнату, Саньке, Серёге и Антону не удавалось успокоиться, их трясло, душа требовала приключений, а тело было согласно на любую работу, лишь бы время бежало быстрее. Парни никогда не отлынивали от дел по хозяйству, но сейчас матери были приятно удивлены: они сами просили найти им занятие, и чем сложней и тяжелей, тем лучше. А Игнат, Санька и остальные, просто старались как можно больше устать за день, чтобы ночью спать, а не думать о походе.
А вот Фёдор был этим увлечён мало. Он не горел поиском самолёта, он больше переживал, как растолковать дядьке Митричу, что скажет мамке про день-деньской учёбы у него, но сам на неё не явится. Да и ребята просили ни словом не обмолвиться о походе на дальние луга, а уж тем более о цели похода. Но дядька догадался сам.
Федька сидел перед кузней, откуда доносился неунывающий и задорный стук молотка. Теперь он легко мог отличить, когда стучит молоток, когда молоточек, а когда лупит молот. Крепкие руки Митрича, казалось, не знали тяжести молота. В руках дядьки он вертелся бабочкой, стучал по краснющему от жара горна железу и гнул его так, как Митричу было угодно. С этого молота и началось Федино обучение у кузнеца.
Федька пришёл в кузню с мамкой. Она хотела попросить кузнеца вылечить Фединого брата, который очень часто болел, а помочь никто не мог. Если и выздоравливал на неделю, то потом заболевал ещё пуще прежнего. Фёдин отец, был против участия Митрича в лечении сына. Он считал, что болезни – это божье испытание, помочь могут только молитвы, а если молитвы читать будет ещё и священник, то бог услышит быстрее и лучше. Отец Георгий, взяв плату, – когда едой, когда монетой, когда услугами на церковном подворье, – всю ночь исправно читал молитвы, махал кадилом, жёг свечи, но брату не становилось лучше. Федя чувствовал себя виноватым, он считал, что, родившись на год раньше брата, забрал у мамки всю силу и здоровье, предназначавшиеся им двоим. Иногда он винился перед братом, сидел на лавке, держал его за руку, плакал и утешал Илюшу как мог.
Но вот, когда папка ушёл на фронт, отец Григорий не пришёл к ним домой. В трескучий мороз, по глубоким сугробам Федька бежал к дому священника, стучал и просил открыть дверь. Дверь открылась, вышел священник в богатой шубейке и сказал, что теперь им не чем ему платить. «Денег у вас, у голытьбы, нет, есть вам самим почти что нечего, ты и один за день можешь сожрать то, что на неделю растягиваете, а мне отрываться от истого служения Богу, ради избавления одного раба Божьего от кары небесной, некогда». Тем более, молитв прочитал он много, а результата всё нет, значит либо Бог не хочет избавить от болезни, либо не может. Федька тогда ахнул и в снег уселся: как же так, Боженька и не может?! Отец Григорий затушевался, затряс бородой до пупа, но растолковал: может, бес какой с мальцом вашим играет, а Бог – личность занятая, чтобы все желания людские исполнять, и, вообще, пути Господни нами неисповедимы, так что не нам их рассматривать, а уж