не очень-то доброе. Мудрствовала много о том, как в жизни бывает, когда под венец без благословения родительского. Будто коль благословила бы, так и пуля французская мимо мужа пролетела бы! А потом добавила: если новая родня без куска хлеба оставит, так и быть, приезжай, для тебя кусок найдется.
Свекровь да свекор куском не попрекали, но жили бедно. Намекнули – надо бы вдове о пенсионе похлопотать.
Эммочка этим и занялась. Да только в присутственных местах много было таких офицерских вдовушек. Стала она и дальше флиртовать с чиновниками, спрашивать, как можно зайти в нужное ведомство, чтобы не с парадного входа.
Нашелся один заступник, коллежский секретарь Анатоль. Обходительный, речистый, скорый на комплименты. Говорил, что мужа покойного представили к производству в капитаны, но произвести не успели. Надо постараться, выхлопотать пенсион за гвардейского капитана, но для этого лучше не спешить.
Они и не спешили. Гуляли по Невскому, в кондитерские заходили. Шампанское, ликеры – всякое было.
А кончилось все хуже некуда. Санкт-Петербург не деревня, но нашелся добрый человек, что навестил свекровь со свекром и рассказал, как их невестка с красавцем-усачом выходила из экипажа возле гостиницы. Свекор аж с постели соскочил и велел из дома выметаться. Свекровь еще ребенка отобрать хотела, но уж этого Эммочка не позволила. Был бы жив сынок, наследник, свекры еще поборолись бы, а за девчонку так, для порядка только пытались уцепиться. Отдали.
Кинулась вдова к Анатолю по известному адресу. На стук открыла незнакомая дама, представилась женой. А за ее спиной еще какие-то женские голоса хмельно смеялись да непристойности выкрикивали. Понятно, что за жена – актриска… с подружками. Да разве ж от того легче?
Так и осталась Эммочка одна в Петербурге. Или на паперть, с младенцем и протянутой рукой, или к сердитой маменьке.
Глава 4
…Уф-ф-ф, вроде немного разобралась с воспоминаниями. Не до конца, но хоть чуть-чуть. Руки и ноги постепенно согревались, Павловна продолжала хлопотать вокруг меня, не очень-то и обращая внимание на то, что я почти не реагирую. Барышня нежного воспитания, что с нее взять? Опамятуется. Жива – и любехонько. Так, во всяком случае, звучало ее бормотание, вовсе не мешавшее мне вспоминать скупые радости и щедрые горести моего нового прошлого.
Итак… муж погиб. Из дома бедняжку погнали. Но неужто эта милая Эммочка столь псхологически неуравновешенная, что с моста сиганула?
– Вам бы, барышня, нутро надо получше согреть, – продолжала ворковать Павловна. – Самоварчик был бы лучше, да нет его, а вот рябиновка… Маменька не гнушалась, когда мерзла. Давайте еще глоточек, вот так…
Спорить я не стала – погреться изнутри следовало, да и продезинфицировать носоглотку стоило. Поэтому заранее вздохнула и почти не обожглась, опрокинула в рот остатки настойки из бутылочки.
Все же разок кашлянула. Зато сознание окончательно прояснилось, и я вспомнила финальную серию мелодрамы.
Маменьку