иметь с ним ничего общего. Пьет, наверное, в каком-нибудь баре в Сан-Франциско, пытаясь все забыть, глуша виски, как миссис Бейкер. Фрэнк ненавидел алкоголь, притупляющий в людях чувство недозволенного – единственное, что не дает им вернуться в дикое состояние.
– Выпивка, – пробормотал он вслух.
– Что такое? – переспросил Бен.
– Ничего.
– Вам бы лучше не делать этого – не разговаривать с самим собой. Здесь опасно иметь такую привычку.
Фрэнку хотелось расспросить Бена о шоковой терапии, но было страшно. Жуткая усталость овладела им.
– Что сказал Уилсон? – поинтересовался Бен.
– Только то, что моего брата до сих пор не нашли.
– Думали насчет того, чтобы позвонить вашему старому приятелю?
Фрэнк не ответил, только потупил взгляд. Он еще не был до конца уверен, что это безопасно.
Бен оставил Фрэнка в рекреации. Пациенты расселись полукругом у телевизора, где Фанни Крэдок показывала, как готовить квашеную капусту по-немецки. Несколько человек сидели за столом, вырезая из листа бумаги полоски детскими ножницами с тупым концом, – хотя до Рождества оставался месяц с лишним, больные уже готовили украшения. Мартиндейла в отделении не было – после недавней выходки его поместили в одну из камер с мягкими стенами.
Фрэнк пробрался в «тихую палату» и занял привычное место в мягком кресле у окна. Он думал про свою квартиру в Бирмингеме: убрался в ней кто-нибудь? Квартира, пусть и обшарпанная, ему нравилась. Вот только Бирмингем стоит так далеко от моря. Море Фрэнк полюбил с тех пор, как они с матерью ездили в гости к двоюродной сестре отца в Скегнесс, – ему было тогда десять лет. Эдгара с ними не было: он отправился со своим классом во Францию. Предоставленный сам себе Фрэнк дни напролет бродил по песку; пляж был полон отдыхающими, но море было таким пустым и огромным и всегда двигалось. Для купания было слишком холодно, он только играл с прибоем, да и тогда ноги сводило, но ему все равно хотелось бы погрузиться в воду. Будучи в гостях у родственников, мать пыталась убедить их в реальности мира духов и в уникальных способностях миссис Бейкер, связывающейся с ними. Больше их не приглашали.
В последние дни Фрэнк подумывал о том, чтобы свести счеты с жизнью, предпочитая унести с собой страшную тайну и не доверять ее никому, даже Дэвиду. Но он понимал, что ему не хватит духу. К тому же в больнице за ним постоянно присматривали. Тупые ножи и вилки пересчитывали после каждого приема пищи, в комнатах не было надежных крюков для ламп, на которых можно было бы повеситься. Правда, в «тихой палате» на желтой от никотина стене висела картина викторианских времен: охота на оленя в Шотландии. Видимо, она держалась на достаточно крепком гвозде или крюке. Фрэнк закрыл глаза, по телу прошла непроизвольная судорога. Умирать не хотелось, хотя в школе он порой грезил об этом. Как ему хотелось никогда больше не вспоминать про нее!
Колледж Стрэнгмен помещался в вытянутом прямоугольном здании на самой окраине Эдинбурга. Дом стоял на унылом склоне холма, в местности, продуваемой всеми ветрами. Одна из многих частных школ города.