расколоть легче, чем орехи", – объявил Тивад, и в его голосе прозвучала громовая нотка, резонирующая с силой самой судьбы. "Давайте, черт возьми, пошустрее".
Паника и отчаяние охватили остальных заключенных, их глаза наполнились нарастающим ужасом. Отчаянно и бесполезно пытаясь спастись, они молча обменивались страдальческими взглядами, в душе каждого из них росло осознание неумолимости своей судьбы. С криками, сливающимися с отчаянными воплями, они рванулись вперед, пытаясь обогнать кошмарную судьбу, подстерегающую их. Но Тивад, яростный и решительный, не оставлял им надежды на спасение. Стремительными и точными движениями, как хищник, настигающий свою жертву, он пресекал все отчаянные попытки к бегству, опутывая их тела, как безвольную добычу, попавшую в неизбежные ловушки. Каждый пленник, осмелившийся воспротивиться надвигающейся гибели, оказывался в плену мощной хватки Тивада, и его тщетные попытки оказывались совершенно бесполезными.
Крики и стоны пленников, отчаянные и мучительные, стали затихать в нависшей тишине, когда Тивад, неумолимый палач, тисками подавил их тщетные попытки к сопротивлению. Неизбежность смерти методично надвигалась на них, как тень, ползущая по земле, гася одну за другой слабые искры сопротивления. В конце концов, какофония борьбы сменилась глубокой и жуткой тишиной, нарушаемой лишь редким хныканьем выживших. Оставшиеся в живых пленники, надломленные духом и преследуемые мрачным призраком гибели, понимали, что лишь отсрочили свою неумолимую кончину, а их побег из лап смерти – лишь неуловимый мираж. Тивад, кожа которого теперь была украшена еще более толстым слоем брони, проступающей изнутри его тела, являл собой гротескный образ живого кошмара. Словно сама его плоть превратилась в гротескный гобелен кошмарной красоты, украшенный чешуей, сверкающей, как кровь, пролитая на поле боя.
"Теперь будет веселее", – заявил Тивад, и в его голосе прозвучало леденящее душу обещание грядущих ужасов. Злобный блеск в его глазах плясал, как злобные звезды на ночном небе. Но не успел последний зловещий слог сорваться с его губ, как с небес, словно мстительный дождь смерти, обрушился смертоносный шквал стрел. Жестокие снаряды с безошибочной точностью попадали в цель, пронзая одно за другим сердца оставшихся пленников. Воздух разорвала жуткая симфония угасшей жизни, каждый удар и вздох – скорбная нота в мрачной композиции смерти. Одна из этих смертоносных стрел, пущенная невидимыми руками, ведомыми зловещей волей, попала в трапецию Тивада. Удар был сотрясающим, жгучая боль пронзила его грозную фигуру и разожгла в нем дикую ярость. "Опять ты!" в ярости прорычал Тивад, его глаза пылали адским огнем, отражавшим всю глубину его гнева. Источник этого внезапного и коварного нападения оставался скрыт, окутан загадкой теней. Но Тивад, неустрашимый и неумолимый, был полон решимости раскрыть личность этого неуловимого противника и отплатить ему добром.
Таинственный незнакомец, теневая фигура, окутанная аурой загадочности,