по комнате.
− Мам, да я в полном порядке! Мне не нужна помощь психотерапевта, ясно?! Я в состоянии самостоятельно справиться со своими проблемами…
− Но ведь ты сломала ему нос на прошлой неделе! Мне потом двадцать раз пришлось извиняться перед Еленой Дмитриевной за твой поступок! Ты не в состоянии контролировать свои эмоции! Я даже думать боюсь о том, что будет, если ты снова сломаешься и…
− И снова попытаюсь вскрыть себе вены? − закончила за нее я, нервно теребя пальцем ноги паркетину, по темно-коричневой поверхности которой замысловато «растекся» солнечный луч.
Мама закрыла лицо руками и громко всхлипнула:
− Господи, да что же ты с нами делаешь, дочка?!
По ее щекам потекли слезы, а грудь содрогнулась от подошедших к горлу рыданий.
Я тупо стояла в стороне и уже, наверное, в миллионный раз, проклинала себя за свою глупость, и за все то, через что маме с папой пришлось пройти за последние несколько месяцев.
«Мама права. − Подумала я про себя. − Действительно, пора, уже, браться за голову и переставать быть такой закоренелой эгоисткой!».
Я согнула ногу в колоне, оперлась ей о матрац, и приобняла маму за содрогающиеся от рыданий плечи. Моя щека осторожно легла на ее мягкий золотистый затылок. Ноздри «защекотал» легкий аромат «шанели».
− Мам, прости меня… − тихо прошептала я. − Я не хотела снова делать тебе больно.
Мама замерла, а затем тихо вздохнула. Ее голубые глаза покраснели от слез, а дыхание все еще было неровным:
− Милая, я просто хочу, чтобы все снова было по-прежнему. Хочу, чтобы ты снова стала той жизнерадостной, веселой девочкой, которая никогда ничего не боялась, которая ни перед чем не останавливалась и всегда во всем стремилась быть первой!
Из-за приоткрытой двери до моего слуха доносилось приглушенное звучание телевизора.
По ногам жутко дуло:
«Наверное, мама открыла балкон в их с папой спальне», − подумала я, а вслух произнесла:
− Может, во всем я, конечно, первой быть не смогу… а вот оценки подтянуть действительно не мешало бы! И чем скорее, тем лучше.
Глаза мамы просветлели. Уголки ее губ дрогнули, и уже через секунду мы обе сотрясались от хохота.
− Господи! − вскрикнула я, снова взглянув на будильник. − Уже двадцать минут восьмого! Если не выдвинусь через двадцать минут, то снова опоздаю…
Я со всех ног понеслась в ванную, по пути, чуть не сбив с лап толстячка Марса − нашего огромного белого персидского кота, который медленно ковылял на кухню на запах приготовленного мамой бекона.
− Ты подготовила доклад? − прокричала она мне вслед.
Вода тихо загудела, мерно спускаясь в сливное отверстие. Я вытащила из стаканчика свою ярко-сиреневую щетку, намочила щетину под мощной струей, и прокричала в ответ:
− Осталось доделать заключение. В метро этим займусь. Не беспокойся мам, все в норме!
На кухне звонко прогудел чайник, заглушая звук новостей. Мама загремела посудой.
− Надеюсь на это! − снова выкрикнула она,