расходились по аудиториям, оставляя за собой пустые тихие коридоры.
Я ускорила шаг, и резко повернула за угол.
Моя рука, зажимающая папку с докладом, вдруг встрепенулась, зажим слетел с уголка, и листы бумаги взмыв в воздух, разлетелись в разные стороны.
− Какого черта? − услышала я низкий, до боли знакомый голос. − Смотри, куда…
Эдуард замер в нерешительности. Его рука машинально потянулась к заклеенной пластырем переносице, а темно-зеленые глаза смерили меня презрительным взглядом.
− А, это ты… − он выдержал короткую паузу, а затем ехидно добавил, − Еще не надумала извиниться? Мне кажется, что после всего того, что ты тут устроила, это будет очень даже уместно.
− Сам виноват! Ты прекрасно понимаешь, за что ИМЕННО я тебя ударила!
Опустившись на колени, я начала нервно собирать рассыпавшиеся по мраморным плиткам листы.
− Ты хоть представляешь, сколько моим родителям пришлось заплатить за то, чтобы все это не дошло до ректората, а? Ты хоть на секунду задумывалась о том, что чуть не сломала мне всю жизнь? Мало того, что меня чуть не выперли из универа, так еще и Мари чуть не расторгла помолвку из-за твоей выходки…
У меня в груди екнуло. Лицо пышногрудой губастой блондинки, уведшей у меня жениха, сразу же проплыло перед мысленным взором.
Я подняла последний листок, снова закрепила листы зажимом, и, подняв на него глаза, горько усмехнулась:
− Значит, это Я ЧУТЬ НЕ СЛОМАЛА ТЕБЕ ЖИЗНЬ?! Может быть, и Я бросила тебя после четырех лет отношений ради чужих денег? − я специально сделала ударение на это «Я».
− Не смей говорить так! Ты ничего не знаешь…
Эдуард потупил взор. Его грудь нервно вздымалась.
К моему горлу подступил тугой ком:
− Чего я не знаю? − прошипела я. − Того, что твоя мать все решила за тебя? Того, что она умышленно заставила своего сына переступить через собственные чувства?
− Все совсем не так… − прошептал он в ответ, и медленно, словно приготовившийся к прыжку ягуар, направился ко мне. − Я САМ решил, что нам лучше расстаться. Ты − не та девушка, что нужна мне сейчас…
Я истерически хохотнула, и обратила взор к потолку:
− Господи! Ты хоть сам себя слышишь? Мы хотели пожениться следующим летом! Ты же сам сделал мне предложение! И вдруг что-то резко заставило тебя передумать, сразу же вскоре после возвращения из Франции?
Эдуард молчал, буравя меня своими темно-зелеными, похожими на изумруды глазами. В них читалось недовольство, разбавленное ноткой какого-то неведомого мне чувства. Возможно, сожаления.
Он пробормотал:
− Амелия, ты же знаешь, я должен был это сделать. По-другому нельзя…
Слезы не заставили долго себя ждать. Всхлип, вырвавшийся из моей груди, приглушенным эхом разлетелся по пустым коридорам, а затем затерялся где-то в глубинах здания.
Занятия начались несколько минут назад.
Я знала, что нужно идти, но ноги не слушались. Сил на то, чтобы отвести взгляд от