в наш дом в Мюнхене.
КУИНН. Поначалу в Мюнхене мне было одиноко. Твои родители отнеслись ко мне по-доброму.
ХАННА. И ты относился к нам по-доброму. В ту осень, когда немецкие деньги ничего не стоили, ты сохранил нам жизнь, принося еду.
КУИНН. Я был ирландцем с английскими деньгами в банке. Если бы я не тратил их на вас, то спустил бы на проституток.
ХАННА. Ты был лучшим другом моего отца.
(МАЙЯ встает с дивана и поднимается по левым ступеням к столу).
КУИНН. Лучшим другом? Пожалуй, что да. Сложно знать наверняка.
ХАННА. Я выскальзывала из кровати поздно ночью и спускалась по темной лестнице к папиному кабинету, чтобы подслушивать ваши разговоры. Пыталась понять, о чем шла речь.
КУИНН. Мы сами не очень-то понимали, о чем говорили.
ХАННА. Мне всегда казалось, что все создано из секретов. Столь многое находилось за пределами моего понимания, в тенях. Я не сомневалась, что взрослые – участники заговора, цель которого не дать мне понять.
КУИНН. Понять что?
ХАННА. Не знаю. Истинную природу реальности.
КУИНН. Ну что тут скажешь, Ханна. Никто из нас понятия об этом не имеет. Пребываем в темноте, как и ты.
(МАЙЯ садится за стол, слева на платформе).
ХАННА. А казалось, что вы знали. Особенно ты. И от тебя всегда так хорошо пахло. Табаком и мятными пастилками.
КУИНН. Чтобы скрыть запах спиртного.
ХАННА. Нет. Алкоголь тоже чувствовался. Мне нравилось. И ты сидел и часами играл со мной в шахматы.
КУИНН. Я перестал, когда ты начала меня обыгрывать. Ты была очень умной маленькой девочкой.
ХАННА. Я могу обыграть любого мужчину, из тех, кого знаю. За исключением моего отца. Нам с тобой иногда нужно играть.
КУИНН. Мой отец в шахматы со мной не играл, зато охаживал ремнем. Трезвым он был мрачен, после двух стаканчиков становился веселым и обаятельным, затем сарказма все прибавлялось, а после четырех он бросался на все, что двигалось. Я говорил себе, что я другой, но на самом деле такой же.
ХАННА. Ты совершенно не такой.
КУИНН. Внутри – такой.
ХАННА. Я тебе доверяю. Я готова доверить тебе свою жизнь. (Пауза). Ты знаешь, что не так с моим отцом?
КУИНН. Я уверен, все у него будет хорошо, как только он здесь освоится.
ХАННА. Это как-то связано с Софи, правильно?
КУИНН. Что бы ни тревожило твоего отца, не думаю, что это имеет отношение к Софи. Наслаждайся своей жизнью, пока ты молода, и старайся поменьше волноваться о других. Я убежден, Лондон – прекрасное место для красивой молодой женщины.
ХАННА. Я люблю Лондон. Люблю театры, и реку, и деревья, парки, музеи, и маленькие улочки, и старые магазины, и дома. В Лондоне мне нравится все. И еще мне нравится быть с тобой.
КУИНН. Да. Я занесен во все путеводители, как одна из главных достопримечательностей. Чуть ниже голубей на Трафальгарской площади.
ХАННА. Я серьезно. Я чувствую, что ты мне близок. А ты чувствуешь нашу близость?
КУИНН. Безусловно.
ХАННА. Ты думаешь, мой отец сходит с ума?
КУИНН. Все сходят с ума.
8
(СОФИ