Батюшки святы. Духовники и старцы Киево-Печерской лавры ХIХ – ХХI веков
дочь одного священника. Этот священник вскоре умер, и родные желали, чтобы он занял его место. Петр и в этот раз не прекословил родителям и отправился в Калугу к тамошнему преосвященному Антонию с прошением предоставить ему место умершего священника, со взятием в замужество сироты – его дочери. Но архипастырь отказал, и Петру, по возвращении домой, осталось жениться на сироте и быть простым причетником на прежнем месте. Опять все было слажено. Но прежде чем исполнилось это, случилось ему посетить Тулу, где был уже новый архипастырь Авраамий. Тут пришло ему на мысль вновь попроситься в Киев. Архипастырь охотно согласился. «Молись там и за меня», – сказал он Петру и приказал немедленно дать ему билет. На другой день получил он билет с совершенным увольнением из епархии.
Возвратившись домой, Петр объявил об этом родителям. С сожалением и слезами они выслушали его, но не стали наконец противоречить и благословили сына в путь, видя в нем давно уже избранника Божия и ходатая своего у престола благодати. «Молись за нас, Петруша, – сказали они. – Мы видим, что тебе жить между нами нельзя». С особенным умилением воспоминал всегда старец любовь родительскую. «У батюшки, – говорил он, – были одни только сапоги, которые надевал он по праздникам. Но провожая меня, он отдал их мне, сказав: „Ты свои износишь за дорогу, а купить других тебе не на что“. Я взял, чтобы не огорчить его, но с дороги переслал их ему с верным человеком, а сам пошел в лаптях. Наделил меня еще родитель мой гривной денег да благословил медным небольшим крестом». Впрочем, на дороге случилось ему встретиться с одним добрым купцом, ехавшим в Киев. Он пригласил Петра быть сопутником, и при совершенном недостатке собственных средств, доставлена была ему возможность не только дойти, но и доехать до Киева.
В июне 1819 года прибыл он в Киево-Печерскую Лавру и нашел знакомого ему начальника типографии Антония уже наместником Лавры. Он принял Петра с прежней любовью, исходатайствовал у митрополита Серапиона благословение на определение его в Лавру и поместил его в просфорне, где и началась его подвижническая жизнь. «Я вовсе не раздумывал, – говорил он, – о подвигах монашеских, о том, чтобы установить себе такое или другое правило, избрать такой или другой образ жизни. Я думал только о том, как бы молиться да молиться непрестанно и трудиться сколько сил есть, слушать во всем как Бога начальника, никого не оскорблять и не осудить. Да мне и некогда было смотреть за поступками других, я только себя знал».
Так, руководимый Духом Святым, он в новоначалии легко исполнял те добродетели, которые обыкновенно бывают только плодом долговременных подвигов. Он утруждал плоть свою, подвергал себя всякого рода лишениям не для умерщвления плотских страстей – он их не знал, хранимый благодатию Божией с раннего детства, – а потому, что презирал покой телесный, полагая, что всякая внешняя забота, всякое попечение о себе отвлекали бы