направился в ванную комнату. Удивительно, что, постоянно чувствуя сильное одиночество, сейчас он был на седьмом небе от счастья, ведь его ничего не сковывало. Никто не ходил хвостом, не говорил ему, как жить, что делать можно, а что нельзя. Он был счастлив. Искренне счастлив, как когда-то в любящем кругу семьи…
Виссарион поставил скрипку недалеко от раковины и принялся вымывать пальцы. Кожа на пальцах была оторвана, руки сильно болели, зудели. Кровь так и сочилась с их кончиков. Лицо парнишки перекосилось, нет, не от вида крови, а от боли.
Мальчик вымыл руки, но кровь так и не останавливалась. Он достал из тумбочки под раковиной бинты и пластырь, попытался заклеить раны. Спустя неудачные попытки ему всё же удалось хоть как-то позаботиться о своих пальцах.
Раньше о них в основном заботился Родион, который мог умело наклеить пластырь так, что кровь переставала идти, а кончики пальцев вовсе не болели. Но сейчас не было никого, кто, как Родион, помог бы ему, или кто, как Катрина, просто издевательски посмотрели бы на него, не давая при этом никак помочь себе. Сейчас Виссарион наконец был сам с собой, и сам учился заботиться о себе. Этого ему так не хватало.
Юношу немного удивил тот факт, что сейчас никто не должен был лезть в его жизнь и следить, чтобы он не натворил бед. Впрочем, Виссарион никогда и не был таким уж глупым ребенком, благодаря чему он позволял пазлам в голове сойтись и составить полную картинку происходящего: мадам П. была уставшей и измученной, потому что прекрасно понимала, что оступилась, давая себе возможность поделиться с другими информацией о Виссарионе, о котором никто не должен был знать по ее хитрым планам. Но почему никто не должен был знать о существовании мальчика? – Виссарион лишь гадал, относя эту информацию к числу подноготной его милой бабушки.
Расправившись с руками, парень намочил бинты, взял скрипку, и принялся оттирать кровавые следы с инструмента. Он не делал этого давно, так что виду скрипки позавидовать было нельзя, она была напрочь залита слезами, болью, кровью… Чем угодно, только не желанием играть на ней.
Виссарион старательно оттирал след за следом, ожидая, когда на смену слою боли придет слой дерева. Не заметив, как пролетело время, он даже и не сразу понял, что произошло. А произошло то, что парнишка перестарался и вместе с пятнами случайно смыл слой лака.
Теперь перед ним находился музыкальный инструмент с гигантской дырой на грифе. Ужасу Виссариона не было предела: если бабушка увидит, что Виссарион наделал, его точно убьют. Но на этот раз окончательно.
Виссарион в панике сел на пол и схватился руками за голову. “О нет! О нет! О НЕТ! Что мне делать, ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ!” – звучало в его голове.
“Если бабушка увидит это, она убьет меня, да, точно убьет, закапает где-нибудь и меня не найдут. Она будет отрезать мне палец за пальцем, пока не обтянет… О-о-о нет, что я такое говорю, нет, нет, НЕТ!”. Юноша в страхе схватил скрипку, прижал дырой к телу, выбежал из ванной комнаты. “Главное не попасться никому на глаза. О-о-о, Господи!