когда вот только поднимешь взгляд к небу – а там! Красота такая, что и глаза поначалу разбегаются, не зная, куда им нацелиться, и дыхание перехватывает от восторга, и какое-то радостное предчувствие возгорается навстречу небу! Затем возбуждение осторожно спадает, и внутри воцаряется спокойствие…
Медленно, будто смакуя, он рассматривал один участок неба за другим. Подолгу мог разглядывать какую-нибудь особенную звездочку, уносясь к ней мыслями и иногда будто даже беседуя с ней. «Вон какая… Не такая чтобы сильно яркая, а что-то в ней есть… Особенная. И мерцает, как подмигивает. Свет необычный – голубоватый немного», – думал мальчишка, уносясь мыслями далеко-далеко в небо…
Долго он мог лежать так, погруженный в раздумья и мечтанья, и время шло для него незаметно. Если бы спросить Степку, а что такого находил он в звездном небе, и зачем почти каждую ночь, рискуя получить по шее, он втайне от стариков влезал на крышу – то мальчик и сам бы не знал, что ответить. Что-то манило его сюда, к бездонному летнему небу и к звездам. Может быть, это происходило оттого, что в городе всё было иначе. Там во все стороны от дома тянулись километры улиц, наполненных холодным электрическим светом. И небо было совсем другим – каким-то далеким и чуждым, а звёзды на нем – бледными крапинками, похожими на глупый сор.
А может, и что другое его манило. Чувство, наполнявшее мальчика под бескрайним куполом степного неба, было загадкой и для него самого. Он пытался иногда вспомнить, где и когда ощущал что-то схожее. И всегда на ум приходило только одно сравнение. Это была скромная поселковая церковь, куда мальчик иногда ходил вместе с бабушкой. Когда они оказывались в церкви, бабушка ставила у икон свечи, молилась, а затем болтала чуть слышно со знакомыми старушками. В это время Степка с робким любопытством оглядывал окружение. Вокруг царила таинственная полутьма, и пахло благовониями. Перед старинными образами дрожали теплые огоньки на тоненьких ножках-свечках, и где-то рядом чуть слышно шептали молитву… Странно, но чувства, возникавшие тогда в душе у мальчика, смутно напоминали те, что рождались в нем на крыше, под звездами.
Это было схоже, но всё же немного другое. В храме было хорошо, спокойно. Всё вокруг и его самого пронизывала какая-то тонкая, неуловимая сокровенность. Неясная ему манящая тайна была растворена в воздухе. Но в храме он будто робел перед кем-то. Перед Богом? Мальчик не знал. А на крыше, под звездами, напротив, думалось и мечталось вольно и смело. Чудные фантазии сами собой рождались в голове и захватывали всё его воображение. Жалко становилось, что нельзя воплотить их, взять да и полететь прямо сейчас туда – в безбрежную высь, к этим мерцающим белым огням…
Полночи мог провести Степка на крыше. Лишь когда чувствовал, что уже неумолимо подступает сон, то с сожалением прощался он с небом и крался обратно в свою комнату. Лежа в скрипучей старой кровати, мальчик глядел в потолок, и там ему снова виделись звёзды и черное как смоль небо. Но вдруг к этому почему-то начинали примешиваться странные видения. Возникали в небе дрожащие