света маячит впереди, подвешенная в воздухе, как гирлянда. Я пытаюсь увидеть свою руку – и не могу. Ее будто и нет вовсе. Будто всё мое тело испарилось и осталось одно лишь сознание, плывущее в пустой темноте. Но я ставлю руку меж собой и фонарями впереди и убеждаюсь, что рука всё же есть у меня. Становится спокойнее. Но не дает покоя мысль: «А что, если бы и фонарей не было… что тогда?»
И вот я, мальчик лет восьми, бреду в кромешной тьме, зачарованный ею. Шаг за шагом вперед. Острова света маячат, качаются передо мной, в такт осторожным шагам, и увеличиваются понемногу. Время тянется, оно стало столь же вязким и безразмерным, как черное пространство вокруг. В такие моменты жуткие мысли рождаются в голове против воли, сами собой, и начинают колоть тебя, жалить. Тьма вдруг пугает сильнее. Ты ощущаешь ее чуждость, враждебность. В ней скрыто что-то плохое. Что-то беспредельно ужасное. И ты идешь быстрее, ускоряешь шаг, чтобы поскорее прыгнуть вновь в объятия света…
И вот я минул эти двадцать метров и оказался под фонарем. И тут же мой дачный приятель вынырнул рядом из темноты. Он сказал что-то шепотом, и я вдруг вспомнил, что идет игра, и мы скрываемся, и нам нужно дальше красться куда-то. И мы пошли вдвоем. Снова скрылись из света, нырнув в черноту, как в темную, непроглядную воду. Но вдвоем было уже иначе. Не так странно, и почти не страшно.
2016
Дом
Перед нами небольшой умирающий поселок на окраине крупного поволжского города. Всё тут имеет вид заброшенный и унылый. Вокруг домов, пожилых, как и их хозяева, дичают фруктовые деревья и ухоженные когда-то огороды.
Пыльная разбитая дорога. Это улица Октябрьская. За ней уже и вовсе ничего нет – только сухая пустошь. Летом она дышит на поселок жарким ветром, а зимой бросает в него бесчисленные снопы колючего снега. Совсем недалеко, самое большее в километре, течет Волга. Сочетание близкой воды и степной пустоши объясняется просто – берег очень высокий, он обрывается у реки почти отвесным глинистым склоном. Речная вода просто не достает до жаждущих ее растений – даже во время разлива. Впрочем, это не приговор – когда-то в поселок был проложен трубопровод, и шумные насосы снабжали его в обилии водой, позволявшей жителям высаживать у себя во дворах целые сады.
Сейчас всего этого уже нет. Трубы давно заржавели и прохудились. Насосная станция заброшена. Старые, мощные деревья еще стоят, еще зеленятся весной сочными кронами. Но когда-нибудь умрут и они, иссохнув от жажды, так и не увидев вокруг себя молодой смены.
Всё бы можно было вернуть: пустить насосную станцию, вновь проложить трубы – но делать этого тут некому. В поселке остались одни старики, молодежь покидает его. Выше по течению раскинулся на берегу Волги большой современный город – он будто высасывает молодость из поселка. Старики по привычке тянут на себе дряхлеющее хозяйство, что-то сажают, подлатывают. Но этого мало для борьбы с наступающей степью. А потому каждый год пустошь всё ближе. Когда-нибудь она поглотит поселок целиком.
Жарким сухим летом,