и все же она справлялась, хоть и намеренно не прятала грусть в глазах. Я пробирался к ней через многочисленные руки и пышные подолы, через запахи духов и сладкие речи, пока она терпеливо ждала, принимая лживые поздравления.
– Ваше высочество, – поклонился я. – Прошу, подарите мне танец.
Под одобрительный кивок матери Ариадна выразила свое согласие, молча подав мне руку. По телу прокатилась волна тепла, прогоняя морозные следы, что оставили пальцы Минервы; поразительно, какими разными были главенствующие в их натурах стихии.
Впервые за день я увидел ее улыбку. Хоть я совсем не слышал музыки, танец нес нас, закручивая в водовороте таких же пар; я не видел никого, кроме измученной лисицы. Хотел бы я обратить время вспять и спрятать ее от Ханта, увезти куда-нибудь далеко, за Сапфировый океан, в места, что нам незнакомы и где никому не знакомы мы, но такой силой не обладали даже боги – что уж говорить о никчемном их слуге. Лучики морщинок в уголках ее глаз освещали мой мир, и земля уходила из-под ног.
– Не смотри на меня так, – усмехнулась принцесса. – Не то заработаешь еще один шрам.
– И не пожалею о нем ни секунды.
Мелодия подошла к концу, и тело остановилось само, последовав примеру толпы. Поклонившись в благодарность за оказанную мне честь, я поднял голову; за спиной Ариадны возник еще один серо-оранжевый наряд. Не произнеся ни слова, но всем видом выказав недовольство, принц протянул новоиспеченной супруге руку; не имея права отказать, она приняла приглашение, и поток унес ее, тут же спрятав от моих глаз. Я слукавил: от одного его вида мне стало не по себе. Я не желал, чтобы он принял этот танец как оскорбление; Минерва одарила его смелостью, позволившей противостоять отцу, а значит, его уязвленное самолюбие теперь едва ли можно считать слабым местом – он заткнул эту дыру слепой верой в ее жажду власти. Повелительница Греи появилась из коридора расступившихся перед ней людей; правильно считав ее намерение, я увлек ее в течение кружащейся в танце реки, но продолжал бездумно оглядываться по сторонам; я не мог сосредоточиться. Мысли спутались, а чувства перемешались, не давая разобраться, к какой из принцесс меня тянуло больше – хотел ли я сгореть в пламени или застыть во льду.
– Посмотри на меня, Териат.
Голос Минервы прозвучал тихо, но заставил обернуться. Бледное лицо, с вызовом направленное ко мне, ждало моих слов, будто она знала, что за хаос творился в моей голове.
– Вы прекрасны сегодня, – учтиво произнес я. – Как и всегда.
– Хорошо, что ты можешь смотреть мне в глаза, – улыбнулась она. – Рабы всегда смотрят вверх или вниз, но никогда – перед собой.
Ее поразительная открытость в отношениях и умыслах была выражением не самодовольства, но самоуверенности. Минерва понимала, что сделала рабами всех, кто ее окружал, – безропотные и завороженные, они выполняли все, что им приказывала королева их душ, – но и уважала