ней, – а как тебе удалось ни разу в жизни с отцом не поругаться? Он же тобой постоянно командует! Как ты это терпишь?
Она рассмеялась.
– Ни разу в жизни? Да мы с ним только то и делаем, что ругаемся!
– Что-то я такого не припомню, – недоверчиво протянула я.
– Да вот не хватало нам еще при тебе разногласия выяснять! – проворчала она. – Я, Татьяна, с твоим отцом наедине спорю и наедине же ему свое мнение высказываю и свою правоту доказываю. И поверь мне, тогда он ко мне прислушивается. Потому что знает, что в присутствии других я ни перечить ему не стану, ни решения его – наши общие, между прочим – оспаривать.
– Ну, мы тоже наедине ругаемся, – буркнула я.
– А вот это хорошо. – Она одобрительно кивнула. – Супружеские споры только между супругами должны оставаться, а сор из избы выносить – только всем показывать, что ты за хозяйка.
Что-то у нее сегодня даже привычные поучения как-то иначе звучат. Они, вроде, и безликими остались, как в учебнике, но и что-то личное в них появилось. Вот верится мне сейчас, что она со мной своим опытом делится. А может, я просто уже и сама заметила, что есть моменты, когда мой ангел мои слова как-то иначе воспринимает – слышит их лучше, что ли.
– А насчет терпишь… – продолжила мать после непродолжительного молчания. – Во-первых, твой отец обычно оказывается прав…
– Да в чем прав, мама? – не выдержала я. – В том, что тебя под себя подмял? В том, что у тебя и жизни-то своей нет?
– А ты отцу не судья, – резко оборвала меня она, и я почувствовала, что границы позволенного расширились, но не беспредельно. – Да и мне – тоже. И жизнь мне не своя нужна, а семейная. С твоим отцом, в первую очередь. И с тобой, конечно, пока ты маленькая была, но сейчас ты-то уже выросла. Своей жизнью живешь. И мы тебе, между прочим, не мешаем.
– Да?! – воскликнула я.
– Я тебе так скажу, Татьяна. – Она пристально посмотрела на меня. – Если бы твой отец всерьез решил тебя … подмять, как ты выразилась, ты бы пикнуть не успела. У нас с ним чуть до драки не доходило, пока я его уговорила оставить тебя в покое.
У меня в самом прямом смысле слова отвалилась челюсть.
– Да вы же мне постоянно – постоянно! – твердите, что я все неправильно делаю…
– А вот мнение свое высказывать ты нам не запретишь, – перебила она меня. – Надеюсь.
Мне очень хотелось спросить ее: «А как насчет – к месту?», но я решила сдержаться. Чтобы не испортить столь неожиданно доверительный разговор.
– Чтобы закончить с этим, – продолжила она, – твой отец имеет полное право уважения от своей семьи требовать, поскольку он все в жизни сделал, чтобы этой самой семье жилось хорошо. У меня вот отец был, который домой, как медведь в берлогу, приходил.
Я затаила дыхание. Дедушек и бабушек своих я никогда не знала. Они умерли, когда я была еще маленькой. Может, мы и навещали их, но никаких воспоминаний у меня не сохранилось. По крайней мере, на каникулы меня к ним никогда не отправляли.
– Ничего его ни в доме, ни в семье не волновало, –