Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга четвёртая
крысами. Представьте, вьюноши, недоразвитый конгломерат слабых беспомощных тварей, каким-то образом склеившихся хвостами. Это и есть Король. Хотел бы я знать, друзья мои, что движет крысами, когда они бескорыстно кормят и всячески ублажают этого урода.
– Всё! Хватит! – взмолился Сашка. – Ещё ночью приснится. А вообще, что серые, что черные, что серо—буро—малиновые, что рыжие тараканы – одна холера.
– И да здравствует дератизация! – провозгласил я.
– Ах, Миша, Миша!.. – Эскулап покачал головой. – Сколько-то пасюков всё равно отсидится в укромном месте, а на место павших явятся новые герои. И сколько бы ни вешал боцман Стражевич своих «противокрысиных щитков» на швартовые, эти жестянки им не преграда. Остальное, как говорится, дело техники: живи, кормись и размножайся. Вот и делай вывод, мой юный друг.
– Если выдержит первую ночь в этом крысятнике, сделает, – пообещал Сашка.– Давайте добьём остатки и разбежимся. Мне завтра второго менять с утра, да и Мишку Стражевич прищучит после завтрака.
Молча допили спирт, молча покурили, и гости поднялись.
– Пора тебе, Миша, встретиться с «собратьями» по каюте. Карауль носки и портянки! – ухмыльнулся Сашка из двери.
– За четвертой парой присматривай! – огрызнулся я, но ответа не получил и принялся складывать в небольшой чемодан, обнаруженный за занавеской, остатки пиршества.
Поместив чемодан на шкаф, подобрал с палубы крупный мусор, смел в ведро крошки и рыбьи шкурки, затем начал готовиться к обороне, решив, буде противник явится, устроить ему Варфоломеевскую ночь.
В рундуках под койкой радист держал целый арсенал метательных орудий: железный молоток, гаечные ключи, болты и гайки, куски баббита. На одном – засохшая кровь и серые волоски, что говорило о меткости броска или о том, что мишень оказалась очень крупной. Может, и мне повезёт с удачной охотой, хотя я предпочёл бы вовсе обойтись без неё.
Положив часть орудий убийства у изголовья, я забрался в деревянный гробик, выкрашенный под дуб, накрылся одеялом и погасил ночник.
Крыс не было слышно. Затаились, сволочи? Ждёте часа икс?
И тут же, у самого уха, зашуршали тараканы. Я мигом включил ночник: батюшки-светы! Звери дяди Гильома! Легионы, центурии и манипулы рыжих бестий покрывали переборку. Однако, но пасаран!
Бормоча песню храбрецов-республиканцев, носивших «испанки» с кисточкой («Красное знамя, гордо рей над нами, красное знамя, неси свой ясный свет! Мы к борьбе готовы, знамя жизни новой, ты даёшь нам силы, с тобой непобедимы!»), я запалил жгут из газеты, и тараканы бросились наутёк. Они трещали, сметаемые «огнемётом», и моментально усыпали постель мелкими, как семечки, трупами.
– Мы от фашистов очистим свой дом, подлую нечисть с дороги сметём… там-та-рарам…
С этими словами я стряхнул в ведро поверженных и оглянулся: центурии сбивались в когорты, те строились в легионы. Н-да, я проиграл битву и сдался на милость