надо было ехать на грузовике до села Красного ещё 25 километров. Школа большая деревянная и простая, без претензий на уют.
И начала я преподавать литературу в двух девятых и двух десятых классах.
А потом, увидев, что я человек образованный, попросили, чтобы я ещё и историю взяла в этих классах.
Для начала все учительницы пришли ко мне на урок, сели на задних партах и слушали меня так же, как и ученики, открыв рот и ничего не понимая.
Потом сказали, что «как в кино». А я, только что выпущенная институтка, только что защитившая диплом об отношении Толстого к искусству, щёлкала и свистала на тысячу ладов.
Потом, через полгода, ребята мне сказали, что они совершенно не понимали меня три месяца, пока не привыкли к моей московской речи.
Да и слова я такие говорила, которые они никогда не слышали, а спросить стеснялись. Надо сказать, что и я их не понимала, потому что в тех краях в речи в одних деревнях диалектное «цоканье», а в других – «чоканье».
Шла овча да из Череповча,
Да как брыкнечча, перевырнечча!
Овча, овча, на хлибча!
На все мои вопросы они сначала протяжно недоумевали: «Эво-о?»
А потом натужно невпопад вспоминали какие-нибудь слова из учебника. Но постепенно мы всё-таки стали понимать друг друга, и я решила, что спрашивать этих милых детей на уроках ни о чём не надо, а надо рассказывать, рассказывать и рассказывать. Потому что читать им некогда, всем им приходилось помогать родителям по хозяйству, читали почти все очень медленно и с трудом, да и книг на всех в школьной библиотеке не хватало.
Я была тоненькая и хорошенькая, все в меня влюбились. После урока облепляли мой стол, так что душно становилось, разглядывали меня до мельчайших подробностей.
В деревне все друг с другом здороваются, и я со всеми здоровалась. На родительское собрание пришло чуть не полдеревни. Сели за парты – загорелые, морщинистые, все как будто одного возраста – около пятидесяти, в платках, в каких-то серых одеждах, и только маленькие глаза – светлые. Но вообще-то все эти, как мне казалось, бабушки и дедушки очень гордились своими взрослыми образованными детьми – десять классов кончают!
С учителями в деревне – беда. Чаще всего это бывшие хорошие ученицы, вышедшие замуж за одноклассников и заочно проучившиеся в каком-нибудь ближайшем педвузе.
Однажды я зачем-то пошла к учительнице литературы.
Подошла к дому – никого нет. Вдруг смотрю от кучи собранной картошки отделился большой ком. Я сначала даже глупо испугалась – неужели такая большая картошка бывает? Нет, вижу – человек.
Кричу:
– Где здесь Текуса Варсонофьевна живёт?
– Да это я, Тамара Михайловна! – И смеётся.
Молоденькие учительницы, присланные по распределению, иногда остаются в деревне навсегда. Или выходят замуж за какого-нибудь своего взрослого выученного ими самими ученика, или остаются