телефона и с недоверием взглянула на Мелиссу поверх тонких прямоугольных очков.
– Они нормальные?
– Что за вопрос? – возмутилась та.
– Ну, вдруг из неблагополучной семьи. Может, они сиротки.
– И что? Это как-то определяет их нормальность? Я, например, считаю за нормальных людей тех, кто не манипулирует общественным мнением и не унижает меня за каждое неправильно сказанное слово.
– Все, все! Успокойся, – осадила женщина. – Нормальные – значит, нормальные.
Ногти миссис Санлайт снова застучали по телефону. Мелисса положила щеку на стол. Розовая альпака в темных очках смотрела на нее с зеленой полянки. В узких стеклах маминых очков отражались переписки и какие-то сайты.
– Прости, что вспылила, мам.
– Прощаю.
Мама улыбнулась и потрепала дочь по голове. Она заблокировала телефон и положила его на стол. Сняла очки, сложила их и потерла переносицу, отчего на коже выступили косточки пальцев и запястья.
– Как дела на работе? Тебя взяли на ту должность?
– Вроде взяли, – вздохнула женщина, – но зарплата, конечно, смешная. У меня до работы дела более захватывающим образом шли.
– Что такое?
Мама глубоко вздохнула и, потуже затягивая на поясе атласный халат, осторожно глотнула кофе. Она нахмурилась, будто что-то вспоминая, пальцы бродили по рыжей кружке.
– Еду я, значит, на машине…
Утром еще стояла погожая погода. Солнце слепило через лобовое стекло. Было около семи утра, на дорогах никого. Когда я подъезжала к перекрестку у пекарни, еще издалека заметила стоящих на дороге людей и что-то темное, лежащее у их ног. Объехать их было нельзя, к тому же стало любопытно. Остановив машину неподалеку, я вышла и направилась к перекрестку.
С каждым шагом я все внимательнее всматривалась в тушу. Она была мохнатая, похожая на громадного медведя. Я поняла это по когтистым лапам. Они, наверное, были с мою голову. Тело лежало в луже крови, блестевшей багровым в свете утреннего солнца. Следы из крупных капель тянулись в сторону леса.
Вокруг трупа стояло четыре человека: бледная, испуганная старуха-пекарь, вцепившись в какую-то девушку, что-то зловеще причитала; другая пожилая дама грубо просила ее замолчать и не нести чушь; и, наконец, старик, ворча себе под нос, говорил, что медведя нужно скорее утащить с дороги.
Над тушей уже собирались мухи. Одна из них сидела на открытом глазу медведя. К горлу подступила тошнота.
– Что здесь произошло?
– ОБОРОТНИ!!! – накинулась на меня старуха-пекарь.
Она вцепилась в мой воротник руками и, тряся его, как завороженная, уставилась на меня маленькими, красными от лопнувших капилляров глазами.
– Оборотни! Я сама их видела, своими глазами! Ночью! Все видела! Двое их было. Не как волки, но и не как люди. Медведь заревел как на улице, я – раз – к окну подскочила, а они склонились над ним…
– Да замолчи ты уже! Хорош страсти-то рассказывать! Небось, напилась таблеток своих, да померещилось сослепу!
– Лже-е-ешь! – заверещала старуха. – Сама знаешь, что лжешь!
Пекарша