в голову позвонить по прежнему номеру, тому самому, последние две цифры которого он когда-то угадал и все еще знал наизусть, так как набирал его чаще любого другого. Ему ответила Карла, по-прежнему жившая в том же доме, но теперь вдвоем с Висенте. У них состоялся напряженный и отчасти старомодный диалог, ведь время долгих бесед по стационарным телефонам ушло в прошлое.
– Я хочу с тобой увидеться, – в сотый раз повторил Гонсало в конце разговора, вынужденный пойти ва-банк.
– А я не хочу тебя видеть, но желаю, чтобы ты поимел меня в зад, – заявила она с игривой вульгарностью. – Вот ради этого нам и придется встретиться.
Так что первые два свидания вылились всего лишь в сексуальные контакты. Во время третьего поговорили немного больше, особенно о дочери – Карла рассказала о платьях, которые она покупала ребенку, о том, как девочке нравится ее комната в розовых тонах со стенами, увешанными изображениями фей и принцесс, и о том, что Висента, как все утверждают, – вылитая Карла. Гонсало явился на четвертое свидание в итальянский ресторан с подарком для девочки: куклой с запутанными черными косичками, которая, как ни странно, очень понравилась Висенте. Только на пятом свидании, в квартире Гонсало, Карла сказала ему правду, но сделала это из предосторожности, после того как они завершили половой акт: в какой-то момент она подумала, что он разозлится или не поверит, что она тогда солгала. Но Гонсало не осерчал, он все понял и даже, сам не зная за что, извинился.
– И ему шесть лет, так ведь? Или ты наврала мне и о возрасте?
– У тебя есть виски? – спросила она чуть более серьезным тоном.
– Есть приличное красное вино.
– Налей-ка мне.
Пока Гонсало откупоривал бутылку, Карла надела трусы и футболку, словно внезапно ее обуяла запоздалая стыдливость. Осушив бокал, она сразу же потребовала налить еще; казалось, ей необходим весь алкоголь мира, чтобы произнести следующую фразу. Она приложила руки к лицу, как будто у нее заболели глаза, прежде чем выпалить:
– Висенте – твой сын. Когда мы расстались, я была беременна, но решила, что нет смысла сообщать тебе об этом.
Наступило долгое молчание. Гонсало застыл, он был потрясен и немного обижен, но в то же время испытывал что-то вроде воодушевления. Потребовалось бы много прилагательных, чтобы выразить его чувства. Внезапно ему явилось видение сына неопределенного возраста, почти подростка. Он представил себе, как встречает его ледяное враждебное приветствие, и тут же почувствовал себя глупцом, когда Карла не выдержала и разразилась приступом смеха.
– Так, значит, это шутка, – тихо произнес Гонсало.
– Ну, конечно, шутка, Гонса, – призналась Карла, откашливаясь и пытаясь вернуть себе серьезный вид. – Мальчику шесть лет, я тебе не соврала о возрасте. И, разумеется, он не твой сын.
Гонсало счел столь прямолинейную фразу оскорбительной. «И, разумеется, он не твой сын», – повторил про себя, словно записывая мрачную мучительную информацию.
– Я просто хотел тебе сказать, что мне не важно, есть ли у тебя ребенок, и что я готов