вкус компота
с грушей, виноградом, черносливом,
если хочешь, – слабость, бисер пота
полднем неопрятным и сонливым,
голубиный гул, вороний окрик,
глухо за окном идёт газета;
если хочешь, спи, смотри на коврик
с городом, где кончится всё это.
Болезнь
1. «Всё это жар…»
Всё это жар.
И абажура шар.
Ажурный, ал.
Ребёнок хнычет, мал.
Рефлектор, блеск.
Спирали лёгкий треск.
Раскалена,
глаза слепит она.
В тот миг, когда
в него метнёт орда
стрел золотых
тоску, чтоб он затих,
дай руку, дай.
Купи мне раскидай.
Китай цветов
бумажных и цветов.
Ещё волчок.
Ещё «идёт бычок…»
Волчок кружит.
Дитя в ночи лежит.
Там довелось
ему спастись, но ось
тоски, ввинтясь,
со смертью держит связь.
Напёрсток, нить.
Её заговорить
избыток слов
я знаю. Радость, кров.
И потому,
когда шагну к Тому,
жизнь сбросив с плеч,
забуду речь.
2. «В той лампа есть ночи…»
В той лампа есть ночи,
в той лампа
ночи горящая.
Машинка «Зингер», стрекочи
в столовой слабо.
Тряпьё пропащее.
Там и соткётся вдруг
из света,
из света жёлтого,
как бы замедлив скорость, звук
тоски, и это
тоска животного.
Урчанье, шорох, страх,
по трубам
водопроводная
тоска с захлёбом, впопыхах,
как мышь по крупам,
мне соприродная.
Там в горле я комком,
там в горле,
в слезливой жалости
к себе, свернусь. Пылает дом,
и жар растёрли.
Из этой малости:
любви, и жизни, и
болезни, —
когда закончатся
все три, свой свет себе верни
и в нём воскресни.
Строчи, пророчица.
Под лампой руки, блеск
челночный,
ушко игольное,
тряпьё пропащее, и треск
тот полуночный,
тоска продольная.
Разворачивание завтрака
Я завтрак разверну
между вторым и третьим
в метафору, задев струну,
от парты тянущуюся к соцветьям
на подоконнике, пахнёт
паштетом шпротным
иль докторской (я вспомню гнёт
учёбы с ужасом животным:
куриный почерк и нажим,
перо раздваивается и капля
сбегает в пропись, – недвижим,
сидишь, – не так ли
и ты корпел, и ручку грыз,
и в горле комкалась обида,
товарищ капсюлей и гильз
и друг карбида?),
я