мешка на койку. Светло-зеленая рубашка и нейлоновые брюки того же цвета, мягкая шляпа с полями, пара сандалий из каучука и «разгрузка»[20] непривычного фасона.
– Что это? – спросил Мардер, взяв рубашку.
– Это форма южнокорейских мусорщиков.
– А разве нам можно носить такое?
– Ну, по правилам нам запрещено одеваться в гражданское и в форму противника, а это ни то и ни другое. В ней прохладно, и она не бросается в глаза, особенно если запачкать. Обувь вьетнамская, чарли носят такую же – если вдруг кому захочется пойти по следам. У нас ребята разгуливали в этом под самым носом у патрулей. Даже если те что-то заподозрят, то мы выиграем пару секунд, а иногда большего и не надо.
Мардер подождал, пока Скелли уйдет, но тот уходить и не думал.
Вместо этого он плюхнулся на койку Ласкальи и закурил. Странное зрелище: с самого прибытия Мардер ни разу, насколько мог припомнить, не видел сержанта иначе как на ногах, и обычно тот куда-нибудь спешил.
– Ну что, Мардер, где ты так выучился стрелять из пистолета? Не в сраных же ВВС.
– Нет. Я стреляю с семи или восьми лет. У моего папы был «кольт-вудсмен» двадцать второго калибра, и еще он привез с Тихого океана сорок пятый. Обычно мы практиковались с «кольтом» в подвале ветеранского центра неподалеку от дома. Наверное, это было ужас как незаконно, но в те времена никто особо не возражал. Еще отец знал одного мужика на Кони-Айленде, хозяина старой такой спортивной арены, где проводились мотогонки и бои. Так вот, прямо за ней он оборудовал настоящее стрельбище, и пару раз в неделю мы ездили туда на метро, чтобы пострелять из сорок пятого. У хозяина было что-то около тонны списанных патронов, и он разрешал нам палить сколько душе угодно; взамен папа печатал для него афиши и прочую лабуду – то есть для арены его. Пять лет назад он умер, так что мы перестали тренироваться.
– Отец твой умер?
– Да нет, мужик этот. Хозяин. Его звали О’Фаррелл. Так что потом я уже просто стрелял из «кольта».
Повисла тишина. Скелли молча смотрел на дым от сигареты.
– А ты где научился стрелять? – спросил Мардер, чтобы поддержать беседу. – Тоже с отцом стрелял?
– Нет, единственное, чему меня научил отец, – это врать. Похоже, он предвидел эту войну. И если бы в его присутствии мне попала в руки пушка, то я б его застрелил, скорее всего.
– Не ладили, да?
– Можно сказать и так. А чем занимается твой отец?
Мардер все ему выложил, с удовольствием и легкостью рассказывая об отце, а потом, вдохновленный интересом Скелли – как будто бы искренним, – заговорил о матери, о прочих родных и о своем районе. И лишь позже понял, что сержант интересовался им не из банальной вежливости: интерес был почти антропологического свойства.
Нормальная жизнь в городской американской семье, привычная Мардеру, казалась Скелли такой же чуждой, как обычаи хмонгов, среди которых они находились сейчас, – а то и более