– лёгкий ветерок, свежий, как утренний бриз. Стюардесса что-то долго говорит на английском. Мои пятерки в школе и университете по языку – блеф, я ничего не понимаю. Затем, видимо, то же самое, она повторяет на испанском, но далее констатации факта, что этот язык испанский, я – увы! – не продвигаюсь. Однако, из жестов и без слов можно понять, хотя и с трудом, о чём идет речь: в случае аварии приставляйте носы к респираторам, которые выпадут из тех вон ящичков вверху, а вот эти пакетики для…
Я не успеваю подставить пакетик Малышу, и моё платье в результате…
В туалете множество надписей, кнопок, рычажков. Пытаясь разобраться что к чему, нажимаю и дергаю всё подряд, но так и не нахожу, куда же следует выбросить бумагу, и без определённой уверенности заталкиваю её за какой-то выступ. Но вымыть руки мне удается. Мыло, миниатюрные кусочки в изящных упаковках, лежит аккуратно стопкой. Одно вскрываю, два кладу в сумку – пригодится! Я никогда прежде не видела такие маленькие кусочки мыла, столь красочно упакованные.
Выйдя и закрыв дверь, обнаруживаю – ну хоть одну английскую надпись удаётся разобрать! – что туалет, в котором я имела удовольствие попытаться привести себя в порядок, относится к салону первого класса. Мой же билет экономического класса, и туалет – в конце салона экономического класса.
Я опускаюсь в кресло. Соседка протягивает мне таблетку и жестами поясняет, что её следует дать ребенку, когда самолет – руки в стороны – у-у-у-у-у! – указательный палец к земле – пойдёт на посадку, и всё тогда будет oкей. Я благодарно улыбаюсь и беру таблетку, про себя решая, что травить ребёнка подозрительными иностранными таблетками, конечно же, не стану.
А Малыш, несмотря ни на что, неплохо себя чувствует. Ему не сидится. Он раздёргивает занавески, отделяющие салон первого класса от экономического. Стюардесса, улыбаясь, задёргивает их вновь и вновь. Ребёнок, с криком вырываясь из моих рук, раздёргивает их снова. Фруктовый салат – кусочки ананаса, арбуза, дыни, папайи – не заинтересовывает его, хотя я настойчиво тычу ему ложку в рот, безрезультатно…
Сквозь неплотно задёрнутые занавески я вижу, как обслуживают пассажиров первого класса (салон первого класса полупуст; мне виден лишь один полный пожилой мужчина в безупречном костюме; все его движения… подносит бокал ко рту… как бы замедленны): пока человек пьёт, стюардесса стоит рядом со стопкой салфеток на подносе в руках, а когда человек заканчивает пить, стюардесса пинцетом берёт с подноса и протягивает ему салфетку для вытирания губ и сразу по использованию пинцетом же убирает её со столика. Всё походит на игру в хорошо отдрессированных породистых собак. А я – все мы дворняжки – только что из страны декларируемого равенства и реального неравенства, но скрываемого гораздо тщательнее, нежели простым задёргиванием легких занавесок.
Самолёт идет на посадку, и по правилам полёта занавески сейчас должны быть раздвинуты, но мой ребенок теперь, наоборот, упрямо их задёргивает, и я ничего не могу поделать. Я не могу с ним справиться! Мягко, насколько может, стюардесса пристегивает