снова распахивается с резким толчком. Помещение наполняет свет, и Павел видит, что высокие стены упираются в округлый купол, как в церкви, только где нет икон, росписи и святости, а лишь словно опалённое огнём дерево и порочная темнота вокруг, таящая скрытый греховный умысел.
Нет сил повернуться, от пола тянет холодом, а с улицы – удушливой пылью. Павел кашляет и слышит мужские голоса, сиплые и испуганные, словно говорящие криком повредили связки.
– За что? Я ни в чём не виноват, я всегда делал, что велено! – истерично, с надрывом хрипит мужчина.
Голос знаком Павлу. Неужели это водитель?
Топот шагов по полу в тишине. Затем голос Марьяны:
– Костя, ты ни в чём не виноват. В своей участи можешь винить Павла, который испортил сосуды.
«Сосуды? Какие ещё сосуды?» – задумался над словами Марьяны Павел и вдруг инстинктивно, с холодком, прошедшим по коже, понял, что это и есть те сопящие худые мужики у стены. Как и те, все разом напавшие на него слабоумные, когда пытался сбежать из деревни. И вздрогнул, с ужасом вспомнив, как во время драки держал оторванные по локоть мужские руки и мерзкий фиолетовый гной вытекал из них на снег.
– Нет! Не надо! Остановитесь! Умоляю! Пощадите!
– Раздеть его! – приказывает Марьяна.
Павел не хочет ничего знать, как и видеть, но его поднимают с пола, насильно усаживают к стене. Женщина, что возится с ним, – это Божена. Бледная и решительная, с зашитыми тёмной грубой ниткой губами. В выцветших разом глазах нет узнавания, в них пусто.
Водителя раздевают догола, надрезают кожу под коленями и у локтей, а затем Марьяна лично достаёт из банки длинное слизкое фиолетовое нечто, делит на части по сочленениям и прикладывает каждое к надрезам. Фиолетовые части проворно забираются под кожу. Водитель кричит, затем бьется в судорогах и успокаивается. Павел, поскуливая, смотрит – Божена не даёт ему отвернуться, затем поит солоноватой жидкостью из фляги. По вкусу – аналогичное грибу, что давала ему раньше.
Павел пьёт жадно, пока не сводит живот и его не выворачивает только что выпитым. Божена равнодушно гладит его по голове, как какое животное, и снова даёт пригубить из фляги. Другие женщины вместе с Марьяной расправляются с телами остальных мужчин, вытягивая из них фиолетовых нитевидных червяков и закрывая их в банки. Затем они ловко вытаскивают наружу тела, с виду очень лёгкие, ссохшиеся, словно мумифицированные. И Павел думает, что они стали такими от паразитов червей.
Его кожа чешется от холода и омерзения, а ещё пугает тишина и грядущая неизвестность, ведь женщины и Марьяна всё делали молча.
Наконец они ушли и закрыли дверь. От выпитого из фляжки клонило в сон. И, хоть глаза слипались, Павел не мог избавиться от мыслей о том, что увидел и что, судя по всему, ожидает и его. Или его участь гораздо хуже? Иначе почему они не заразили его сразу? А еще почему за дверью не было