себя и со звуком гонга вышел на ринг.
Приняв глухую защиту, Влад стоял на одном месте и поворачивался за прыгающим вокруг него противником. Иркутянин проделывал имитирующие удары, казалось, он проверял его, и пока не решался идти в наступление. Так думал Влад. Ему было наплевать – сейчас его отправят в вечный нокаут или потом, он лишь уставился в глаза противнику и по привычке старался уйти от ударов. Пока ему это удавалось. Влад был немного удивлен сохранившейся в нем реакции, хотя ему казалось, что так вяло и примитивно он еще никогда не двигался. Он еще не пропустил ни одного удара, заметив про себя, как их каждое отражение им сопровождалось глухими шлепками в его голове, словно они обрушивались не на него, а на кого-то другого. Увлекшись подобными совпадениями, Влад вдруг вспомнил, что ему тоже не мешало бы проявить инициативу, а не стоять все время в пассивной стойке. Погибать, так уж достойно и красиво! – передумал он и начал действовать. Превозмогая боль, сделал уход с остановкой от очередного нападения и тут же приблизился на шаг вперед, одновременно выполнив финт правой рукой. Иркутянин среагировал на это нырком и последующим боковым ударом справа. Влад успел подставить плечо и, в свою очередь, с силой выкинул вперед ту же руку, метя ему в голову…
Зал неодобрительно загудел.
Так красиво и достойно он никогда еще не проигрывал, успел подумать Влад, когда, провалившись в пустоту, он потерял равновесие и шлепнулся на спину.
Господи, за что ему такое наказание! Ему вдруг стало досадно и горько. В его адрес сыпались возмущенные возгласы, среди которых не было ни одного, который мог бы поддержать его в эту минуту. Переживаемый им позор не мог бы даже сравниться с чувством стыда, если бы он вышел на ринг без трусов. Лучше бы это было так! Можно было просто взять и уйти, убежать, чтобы не слышать этих голосов, этих криков, не чувствовать сотен глаз, в которых он отражался, но решил иначе. Пусть будет так как есть, пусть никогда он больше не встанет на ринг, пусть даже если уйдет из университета, он все равно будет жить и какая разница, что про него могут решить… поэтому… пускай… Влад на мгновение закрыл глаза, почувствовав странное облегчение и, как после короткого испуга, за ним тут же последовало не менее удивительное чувство радости. Ему вдруг захотелось смеяться. Пускай все это заполнится до краев, по самое горлышко, переполнит все его беспомощное тело и всех, кто над ним сейчас смеется, станет его сущностью и вволю даст собой насладиться всем тем, кто этого так хочет. Все равно – для себя он останется самим собой, и… Плевать ему на других! Если ему предстоит быть шутом, для него это будет как защита, за которой сохранится его безразличие, окруженное морем спокойствия. Влад успел встать на ноги до того, как рефери закончил счет, и снова вступил в бой.
Неожиданно для себя он осознал, что ему стало намного легче, чем утром: постепенно возвращалась ясность ума, а скованные и нерешительные движения сменялись профессиональными, отшлифован-ными многолетним