не важное и не интересное, я только помню, что начал ощущать слабость в руках и ногах, даже чуть испугался, но, наверное, это было нормально – как может что-то не заболеть если я голодный уже почти месяц, питаюсь раз в день каким-то похлёбками, и это если ещё повезёт. Я смотрел за быстроменяющимся пейзажем за окном, отец перебирал наши вещи, пересматривал вещи, оставшиеся от Бастиана. После изучения багажа папа сел, выдохнул, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
– Пошли, кое-что покажу.
Мне совсем не хотелось вставать, не потому что было не интересно, или отец действовал мне на нервы также, как и матери, совсем нет, просто само вставание, казалось, сейчас дастся мне тяжело. Но тем не менее, не выражая особо радости я встал и поплёлся за ним в конец нашего вагона обитого, наверное, белым пластиком. По дороге до места в которое меня вёл отец я заглядывал к другим пассажирам, которые то во что-то играли, то изучали своё тряпье, то ругались, то кто-то кого-то наоборот жалел, но никто не ел и не пил. Я только чуть позже понял, что это было бы, наверное, самое опасное занятие в том поезде. За воду и еду теперь убивают гораздо быстрее чем за деньги, которые для многих стали просто бумажками. Тем не менее мы пришли к тому месту, куда вёл меня отец – это был обычный туалет, но туалет означал то, что там была вода. Естественно в таком месте уже встроилась очередь.
Открывал и закрывал дверь вооруженный сотрудник поезда, все пассажиры нашего вагона, тут не было граждан ни Беларуси, ни России, для которых все эти, так сказать, водные процедуры были бы бесплатны, для нас бесплатно было только пять минут на человека, дальше либо выходишь, либо на ближайшей станции тебя высадят из поезда, а там как хочешь. Хотя может насчёт последнего отец меня и обманул, но так сказал мне именно он, шутя или нет, я забыл потом спросить.
Какие-то люди стояли с бутылками, кто-то, как и мы с пустыми руками. Хоть и медленно, но очередь дошла до нас, подтянутый мужчина в синей форме и с каким-то почти агрессивным выражением лица открыл передо мной дверь, и на английском сказал, что у меня пять минут и время идёт с закрытия двери, тогда половину слов я не понял, но когда зашёл, то был почти в трансе. Отвернул кран и оттуда к моему удивлению полилась сильная, сильная, а не как у нас дома, струя воды, которая к тому же была чистой и что больше всего меня вводило в состояние близкое к эйфории – она была тёплой. Первым делом я начал пить, пил я кажется довольно долго, наверное, из пяти минут четыре, потом умыл лицо и дверь обратно в вагон открылась передо мной. Я смотрел на отца так будто в его власти было решать выходить мне или нет, но решать мог только тот человек с суровым лицом. Отец взял меня за мокрую руку и вытянул из туалета, сказал подождать его и никуда не ходить, что я и сделал.
Придя обратно, я стал рассказывать маме о своём походе в туалет, так будто это было главное развлечение в моей жизни, я был так рад помыть руки и лицо, стереть с него всё за это время, что кажется почти забыл, что совсем недавно я думал где бы взять сил, чтобы оторвать себя от полки на которой лежал.
Чуть позже,